Я готовлю им ужин. К счастью, не последний.
— Не хочу я никаких каникул! — воет Грэдин. — Лучше я останусь здесь, с вами и Мэри.
Бренна дает брату подзатыльник.
— Что ты как маленький! — Она снова дергает себя за волосы. — Если вы нас отошлете, мы убежим. Мы не товар, который можно сдать обратно в магазин, знаете ли. У нас есть чувства.
Я смотрю на них. Бренна права. Господи, не думала, что Грэдин так расстроится. Что их ждет в будущем? Мой сын растет в счастливой и крепкой семье, а Грэдин…
Я мысленно жму на тормоза. Счастливой и крепкой семье? Обхохотаться.
Что станет с Алексом и Флорой, когда мы с Марри наконец разведемся? Что происходит с ними уже сейчас?
— Знаю, знаю. Я все понимаю. — Нельзя взваливать на Бренну еще и свою ношу. Луковица выскальзывает из рук, скачет по полу. — Но вы должны понять, что Мэри очень больна и не может о вас заботиться. А мне и моим детям надо вернуться в Или, потому что я должна работать.
Необходимо вернуться к жизни, думаю я, какой бы она ни была.
Бренна зло ухмыляется и молчит. Эта девочка умеет держать паузу.
— Знаю я таких, как вы, — заявляет она наконец. — Сначала мужа выгнали, а теперь и нас хотите.
Она плюет на пол и тащит к двери Грэдина. Момент выбран крайне удачно, потому что на пороге стоит Марри. Он все слышал.
— Эй, что здесь происходит? — На его лице написано удивление, как будто он и в самом деле не понимает.
— А, обычное дело, — отмахиваюсь я. — Подростковые истерики. Гормоны. Вообще-то я выкидываю их на улицу. У них нет дома, а их родители — жестокие уроды. Короче, ничего особенного.
Я больше не сдерживаю слез.
— Ты сказала, что им придется уехать? — Марри протягивает мне салфетку и забирает у меня нож. — Позволь, я сам этим займусь. А то опять порежешься.
Марри не зря интересуется судьбой подростков из Нортмира. Он думает, что я попрошу его остаться, чтобы защищать нас.
Я набираю воду в большую кастрюлю и ставлю на плиту.
— Разве у меня есть выбор, Марри? Я должна вернуться домой ради детей. Кроме того, мне пора на работу. — Я чуть было не добавила: «Ведь теперь я мать-одиночка», но вовремя сообразила, что нарвусь на ядовитое замечание. — Не мог бы ты резать лук помельче? А то Флора не станет есть.
Мы будто переносимся назад, в прежнюю жизнь, рядом из-за игрушки ссорятся дети, в кухне пахнет глаженым бельем и соусом для спагетти, а мы болтаем о всяких мелочах.
— Как в старые добрые времена, да? — улыбается Марри, а я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, которые опять тут как тут.
Со звоном бросаю ножи и вилки на старый кухонный стол, который с незапамятных времен стоит в Нортмире.
— Послезавтра я возвращаюсь в Или. Устала мотаться туда-сюда. Устала всем угождать. Мне нужно навещать маму в «Лонс», а оттуда гораздо ближе. Кроме того, Флора ходит в балетную студию, Алекс в бассейн…
— Спокойно, спокойно! — Марри откладывает нож. — Мы живем раздельно, но я по-прежнему несу часть ответственности за детей. Ты же знаешь, что я готов тебе помогать.
«Почему ты не убедил меня в этом полгода назад?» — хочется заорать мне, но в кухню входит Алекс, и я сдерживаюсь.
— Проголодался? — обращаюсь я к сыну и поворачиваюсь к Марри: — Вытащи оттуда Дэвида. Это все, о чем я прошу, Марри.
Мы смотрим друг на друга. Марри упорствует в своей вере, что у нас есть шанс.
— Хотя бы ради мамы, чтобы он продолжил ее лечить. Кроме того, если ты забыл, в прошлом у нас не очень хорошо получилось изображать счастливую семью.
Я тут же жалею о своей грубости. Затыкаюсь и раскладываю салфетки, пытаясь успокоиться. Даже Марри не заслуживает такого отношения.
— Так ты хочешь, чтобы я остался его адвокатом? — Во взгляде его недоверие.
Чтобы избавиться от чувства вины за свою грубость, ожесточенно вспоминаю о ящиках с пивом, о бесчисленных бутылках из-под виски, о нескончаемых одиноких вечерах. Затем думаю о последней встрече с Дэвидом. Похоже, он не собирается ничего менять и, как ни странно, вполне доволен, как Марри ведет его дело.
— Нет, Марри. Я вовсе
Марри косится на стакан, прекрасно понимая, на что я намекаю. Затем бросает взгляд на часы, и тут уж я понимаю его намек — в ближайший магазин он еще успеет.
— Я считаю, чем быстрее Дэвид найдет…
— Хорошего юриста?
— Нет, Марри.
Он снова смотрит на часы.
— Закрыто, — говорю я.
— Что?
— Магазин уже закрыт. Ближайшая выпивка в получасе езды отсюда, если, конечно, ты не собираешься переплачивать в пабе или вламываться к соседям. (Марри молчит, и это кажется мне хорошим знаком.) Послушай, Дэвиду нужна помощь. Любой разумный судья с ходу разберется, что обвинение абсурдно. Дэвида ждут его пациенты.
Мы с мамой.
— Я подам апелляцию, — резко бросает Марри.
Так он не собирается воспользоваться возможностью и передать дело другому адвокату? Ведь вряд ли он получает от него удовольствие. Хочет угодить мне? Но на кону стоит нечто гораздо большее, чем моя благосклонность. В чем же причина? Господи, как все запуталось. Я закрываю глаза и молчу. Он тоже молчит. Не знаю, как долго мы так стоим. В чувство меня приводит шипение — это закипевшая вода выплеснулась на плиту из кастрюли с картошкой. Я открываю глаза, делаю глубокий вдох и понимаю, что все это время мы держались за руки.
Марри
Держать жену за руку — что в этом такого? Не повод для учащенного сердцебиения и потных ладоней. Господи, да мы держались за руки еще детьми. Уже через минуту вся романтика испарилась: подала голос чертова картошка на плите.
— Черт, ну и бардак! — Она вываливает содержимое кастрюли в дуршлаг.
Я торчу все на том же месте, зачарованно гляжу, как она толчет пюре.
— Ну же, вытри плиту, — косится на меня Джулия.
Вооружаюсь тряпкой и подхожу к плите. Лучше не раздражать ее сейчас, ей и так нелегко. Но в следующую секунду я вспоминаю, что теперь она любит не меня, а другого мужчину, — и вероятно,
— Готово, — без выражения говорю я.
Мы уже успокоились. За столом все молчат.
Грэдин набрасывается на еду, словно неделю не ел. Мальчишка интригует меня. Не сомневаюсь, под его диковатостью скрывается нормальный парень. Правда, сомнительно, что он когда-нибудь повернется к миру этой стороной своей натуры. И тут же напоминаю себе, что и настоящего Марри давно уже никто не видел.