Самое неприятное, что нужно было сжечь матрас. Он приехал с ним на мусорную свалку около шести часов утра, рабочий показал ему, где можно разжечь огонь. Он сидел до тех пор, пока все не сгорело и вокруг стало растекаться вонючее черное облако дыма; он попытался что-нибудь почувствовать: печаль, раскаяние, стыд, отчаяние, любовь, растерянность, но ничего не было. Он не чувствовал ничего и смотрел на крыс, которые вылезли на солнце и чистились на кусочке жести. Он выкурил сигарету, а потом еще одну, потом встал, потянулся и размял затекшие ноги. По крайней мере, подумал он, в этой постели мы никогда не спали вместе, и внезапно пришла печаль, как удар чем-то тяжелым, как будто кольнуло прямо в грудь, и, когда черное матрасное облако опустилось на него, он короткое время не мог дышать. Ему захотелось подбежать к тлеющим остаткам матраса, сунуть туда свою голову и зарыдать. «Мне так жаль, так жаль», — плакал он без слез. Он приехал слишком поздно. Или это она ушла вовремя, чтобы не услышать то, что он собирался ей сказать.

Он сунул рабочему пять тысяч лир чаевых и ушел не оглядываясь. Ему не хотелось возвращаться в этот по-мещански обставленный дом, владельцы которого, впавшие в панику из-за случившегося, собирались сегодня вернуться обратно. Лизины вещи он может упаковать завтра. Но он не знал, что ему делать сегодня одному в маленьком, холодном номере отеля, и поэтому поехал — был прекрасный осенний день — по оживленной дороге вдоль озера, без всякой цели.

В каком-то местечке был рыночный день. Рихард припарковал машину и медленно поплелся через улицу к первым стендам, которые располагались у озера. Парень у прилавка с хозяйственными товарами напомнил ему кого-то: это высокомерное пустое лицо, где я его видел раньше? Такие вещи всегда знала Лиза. Она постоянно говорила: этот напоминает мне того-то, а этот — о том-то, посмотри-ка, он похож на имярек! Ему это иной раз действовало на нервы, но теперь он уже больше никогда не услышит этих слов… Когда он вошел в дом и нашел ее, ему стало плохо. Он выбежал в сад, и там его вырвало, потом он с трудом отважился вернуться, чтобы вызвать полицию. Пока полицейские не прибыли, он стоял в дверях и смотрел на Лизу, как она лежит тут, в чужом доме, на чужой постели. Маленькая серая кошка потерлась о его ноги. Он очень испугался и прогнал ее, а потом, прежде чем появилась полиция, взял со стола Лизин дневник и сунул его в свою дорожную сумку. Он полистал его. «Если ты меня любишь, все будет хорошо», — были первые строчки, и он захлопнул тетрадь, зная, что не будет читать дальше. Он должен сжечь его вместе с матрасом.

Женщина со светлыми, высоко начесанными волосами, в немыслимом пуловере продавала туфли и сунула ему под нос лакированные балетки, всего за 20 000 лир, летняя распродажа. Они подходили Мариэтте, которая явно ждала, что он привезет ей какой-нибудь подарок. Она дулась и хотела поехать с ним. «Я могу спрятаться в отеле, — сказала она, — и, когда ты ей все скажешь, мы с тобой немножко покатаемся по окрестностям». Но он хотел поехать один: Лиза обладала шестым чувством на такие вещи, она бы сразу заметила, что он приехал не один. Рихард намеревался обернуться за один день, только сказать: «Лиза, между нами все кончено, я хочу развестись с тобой, собственно, мы уже развелись, ты можешь вернуться в нашу квартиру, я оттуда съехал, я живу с другой женщиной». Она бы заплакала, он немножко посидел бы с ней, а потом уехал. Так он все это себе представлял.

Он купил розовые балетки 38-го размера. Такой размер носила Лиза, а у Мариэтты была приблизительно Лизина фигура, они ей определенно подойдут. А если нет, мир от этого не рухнет, подойдут какой-нибудь другой женщине.

У сырного прилавка ему кивнул толстый продавец с ножом в руке, на кончике которого сидел кусочек на пробу. Рихард нехотя подошел поближе, взял кусочек, его принудил к этому настойчивый кивок головы, но ничего не купил. Он сожалеюще пожал плечами. «Турист, — сказал он, — отель». Продавец рассмеялся, покачал головой: «Ну ладно, non fa niente, хороший сыр, formaggio buono, nostrano, здешний». Его жена была маленькая и узкокостная, и как это только они спали друг с другом? Рихард не спал с Лизой уже больше года: боялся, вдруг она забеременеет. Он знал такие случаи, многие женщины беременели, чтобы удержать ускользающих мужчин. Он был настороже и избегал ее, а она становилась все молчаливее и однажды перенесла вторую подушку из их спальни в его кабинет, где он уже много месяцев спал один. Об этих вещах никогда не говорилось вслух, они просто происходили.

У прилавка с инструментами он остановился надолго. Здесь сидел старик и курил, и рядом с ним все