дорогих угольно-черных блестящих ботинках не было ни единого пятнышка. Ясно, что он пользовался услугами только дорогих магазинов. Единственное его украшение – золотые часы.

– Туфли мы тоже возьмем, – решил мужчина, еще несколько минут наслаждаясь состоянием неопределенности, которое создал. – В них удобно?

Он впервые обратился к Пейдж, и она неловко сглотнула, прочищая горло.

– Хммм. Очень, – умудрилась она выдавить из себя с удивительным хладнокровием, хотя внутри ее бушевала буря.

Кто этот мужчина? И почему он играл с ней в эту игру? Он был похож на привидение, созданное ею самой, которое случайно попало в ее реальность. Самым странным для нее было то, что все это видели и другие люди. Действие грез обычно происходило втайне, но это был сон наяву.

Осознав это, Пейдж улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой и прошлась по комнате специально для него. Платье плотно облегало ее бедра и зад, и она поняла, что произвела должный эффект. Мужчина разглядывал мерцающую ткань платья, которая ниспадала красивыми складками на ее колени, ограничивая в какой-то мере шаг, даже несмотря на то, что спереди был довольно, длинный разрез. Красные лодочки с глубоким вырезом делали ее ноги невероятно сексуальными, когда она цокала каблучками по сланцево-черному полу.

– Как насчет сумочки? – спросил он, подмигивая Пейдж, и стал обходить магазинчик в поисках сумочки, которая могла бы его удовлетворить.

Несколько из них дополняли выставленные комплекты одежды. Мужчина подошел к одной, исключительно хорошенькой, по форме напоминавшей большое яйцо, украшенной горным хрусталем в красных тонах.

– Вот, лови… – сказал он Пейдж, замахиваясь, как для броска, драгоценной сумочкой и вызывая всеобщий испуганный вздох.

Пейдж рассмеялась. Она думала, что это самый странный и самый интригующий мужчина за всю ее жизнь.

«Пожалуйста, будь неженатым», – подумала она.

Отсутствие обручального кольца было хорошим знаком, но не окончательным.

Продавщицы обменялись красноречивыми взглядами, из которых стало понятно, что они привыкли к большому количеству сумасшедшей клиентуры, рок – и кинозвездам, эксцентричным сильным мира сего со всех концов планеты. Француженка, помогавшая Пейдж, поспешила деликатно забрать драгоценную сумочку, как будто это была бомба замедленного действия, готовая взорваться в любую минуту.

– Джудит Лейбер, – сказала она, называя художника этой сумочки, вероятно, в подтверждение несомненно высокой цены. – Мы только что ее получили.

– Эта тебе нравится или подберем другую? – спросил он Пейдж, напористо придвигаясь к ней настолько близко, что она почувствовала аромат его одеколона.

Его глаза были всего в нескольких дюймах от нее, и она почувствовала, что они изучающе скользнули вдоль ее шеи по направлению к провокационному вырезу платья и задержались на дерзко выставленной груди, вызывая у Пейдж волну мурашек.

Ощущая трепет возбуждения, она скривила губы и, стараясь, чтобы голос звучал безучастно, произнесла:

– Хорошо подходит к платью.

Он усмехнулся, пошел и снова взял сумочку, затем повесил ее золотой ремешок на плечо Пейдж, при этом украдкой коснувшись ее тела.

В голове у нее был туман. Под ее долгим взглядом, скорее игривым, чем сдерживающим, он с невинным видом убрал руку. Кто-то из них должен сделать следующий шаг. И, мысленно зажмурив глаза, она нырнула в холодную воду:

– Итак, куда мы идем? – спросила она бесцеремонно, глядя так, словно не пойти в какое-нибудь особо божественное место было бы преступлением.

Их взгляды снова скрестились, молодые дерзкие зеленые глаза встретились с карими, более опытными и сдержанными.

Она чуть не упала в обморок, наблюдая, как он не спеша залезает в карман брюк, достает элегантный бумажник из змеиной кожи и открывает его.

– Карнавальная ночь в особняке Ники Лумиса, – ответил он с такой же бесцеремонностью. – По моим понятиям, это главное событие Лос-Анджелеса.

Фью, пять с половиной тысяч долларов! Цена его игрушек резко поднималась. Глядя на тощую французскую девицу, он беспечно складывал остальные пункты. Поправка еще на двенадцать сотен за сумочку и плюс еще четыре сотни за туфли от Мод Фризон.

Черт возьми, эта сексуальная маленькая красотка в чудесном красном платье выглядит так, будто она этого стоит. На самом деле, ему было совсем не наплевать, сколько все это стоит – нельзя затронуть те деньги, которые постоянно выбивала жена на удовлетворение своих ненасытных потребностей в тряпках. У нее был целый шкаф размером с этот магазинчик, забитый до отказа.

Эта же малютка была для него, для его удовольствия, секс-игрушка в его частых деловых поездках в Лос-Анджелес. Его тесть сделал, наконец, изменения, расширив сферу влияния их операций, включив в нее Калифорнию. Прежде он никогда не говорил своим подружкам, что женат. Но теперь перестал скрывать семейное положение. Это не служило препятствием, так чего же суетиться и лгать? С существующей неравной пропорцией между одинокими мужчинами и женщинами казалось, что последние приобрели совершенно иной склад ума. Это была новая безжалостная порода, которая, когда дело касалось того, чтобы увести мужчину, либо теряла значительную часть своей совести, либо не имела ее вовсе. Он предлагал многим свободным женщинам если не серьезные отношения, то прекрасное времяпрепровождение, чудесный секс и великолепные подарки. Эта, как и все другие, возможно, будет думать, что она иная, особенная, и что, в конце концов, сможет заставить его влюбиться и уйти от жены. Казалось, такой метод встроен в женскую психику. Брак и дети. Следовало признать, что если бы деньги не достались ему вместе с женой, он, возможно, был бы более чувствительным и уязвимым. По сравнению с Алисией, эта молодая, стройная, тридцатилетняя представляла серьезный соблазн. Такое великолепное тело день за днем, в постели и вне ее, заставляло бы других мужчин терять разум от зависти.

Не то чтобы Стену Паркеру было на что жаловаться. Он и так в завидном положении. Его жена, Алисия, все еще достаточно привлекательна и интеллигентна. Она мало что требовала от него, и с богатством, полученным за ней в приданое, он получил соответствующие власть, престиж и жизнь, которые ему очень нравились.

Это было как раз одним из преимуществ его положения, думал он, читая на красивом лице Пейдж то впечатление, которое производил на нее, откидывая один счет за другим и рассказывая о большом ежегодном благотворительном вечере, на который ее пригласил.

Хозяин вечера, Ники Лумис, гордился тем, что устраивал «наиболее предвкушаемое» событие в Лос- Анджелесе. Выросший в бедной семье в Омахе, он сделал себя сам. Сначала как звезда Национальной футбольной лиги, затем, на четвертом десятке, возглавил пивную империю, а уж потом начал воплощать свои грандиозные планы. Владея далеко не последними спортивными командами и создавая из них еще более значительные, идя против течения и построив свою собственную спортивную арену, Ники Лумис стал чем-то вроде живой легенды в спортивном мире.

В прессе его называли «необузданным». На нем всегда висела пара девиц в мини-юбках, так как он был помешан на них. В высших кругах общества терпели его роскошный образ жизни только потому, что он так же много тратил на благотворительность. Он устраивал прием ежегодно в своем частном парке, в особняке, ставшем знаменитым много лет назад благодаря его первому владельцу – магнату отельного бизнеса. Это было событие, на котором собирались все звезды.

Воротилы кинобизнеса, политики, деятели, имеющие вес в спортивном мире, и владельцы команд. Здесь запросто можно было встретить Дональда Трампа и Джорджа Стейнбреннера, Джери Басса и даже Марвина Девиса. Публика стекалась отовсюду.

Так как Ники был «совой», то вечеринки затягивались до четырех или пяти часов утра, когда он устраивал большой завтрак. Он любил принимать гостей и, наверное, развлекался лучше всех. И действительно, черт побери, две тысячи долларов с человека, прекрасно проведенное время – и выручка