Во время его длинного и красноречивого рассказа Гуд молчал, но когда рассказ начал походить на его собственную историю, он покраснел, а узнав, что зулус был свидетелем того, что произошло между ним и Зорайей, был очень расстроен. Потом он заговорил убитым голосом.

— Признаюсь, — сказал он с горькой усмешкой, — я никогда не думал, что зулус будет учить меня выполнению долга. Но, вероятно, я дошел до этого! Вы понимаете, друзья, как велико мое унижение, и самое горшее — это сознание, что я заслужил его! Да, я должен был отдать Зорайю в руки правосудия, но не мог. Это — факт! Я отпустил ее и обещал ей молчать. Она заверяла меня, что если я примкну к ее партии, то она обвенчается со мной и сделает меня королем. Слава Богу, у меня хватило сил сказать ей, что даже ради ее любви я не оставлю моих друзей. Делайте, что хотите, я заслужил это. Скажу еще, что надеюсь, что вы не попадете в такое положение, как я, — любить женщину всем сердцем и отказаться от искушения владеть ею!

Он повернулся, чтобы уйти.

— Погоди, старый дружище, — сказал сэр Генри, — погоди минуту! Я скажу тебе кое-что!

Он отошел в сторону и рассказал Гуду все, что произошло между ним самим и Зорайей накануне. Это был последний удар для бедного Гуда. Неприятно человеку сознавать, что он был игрушкой в руках женщины, но при теперешних обстоятельствах для Гуда это было вдвойне горько и обидно!

— Знаете ли, — произнес он, — я думаю, что мы все околдованы!

Он повернулся и ушел. Мне было очень жаль его. Если бы мотыльки, порхающие около огня, заботливо избегали его, их крылья, наверное, были бы целы!

В этот день был прием при дворце, когда королева обыкновенно восседала на троне, в большом зале, принимала жалобы, разбирала законы, жаловала награды. Мы отправились в тронный зал. К нам присоединился Гуд, выглядевший очень печально.

Когда мы вошли, Нилепта сидела на троне и, по обыкновению, занималась делами, окруженная советниками, придворными, жрецами и сильной стражей. Очевидно было по общему волнению, по ожиданию, написанному на всех лицах, что никто не обращал особого внимания на обычные дела, все знали, что война неизбежна. Мы поклонились Нилепте и заняли обычные места. Некоторое время все шло своим порядком, как вдруг раздались звуки труб, и большая толпа, собравшаяся за стеной дворца начала кричать: Зорайя! Зорайя!

Послышался стук колес. Большой занавес на конце зала откинулся, и вошла царица ночи, но она была не одна. Около нее шел великий жрец Эгон, одетый в лучшие одеяния, и другие жрецы следовали за ними.

Ясно было, зачем Зорайя привела с собой жрецов! В их присутствии задержать ее было бы святотатством! Позади шли сановники и небольшая вооруженная стража. Одного взгляда на лицо Зорайи было достаточно чтобы видеть, что она явилась не с миролюбивой целью. Вместо обычной вышитой золотом «каф» на ней была надета блестящая туника, сделанная из золотых чешуек, а на голове золотой маленький шлем. В руке она держала острое копье, великолепно сделанное из серебра. Она вошла в зал, как разъяренная львица, в гордом сознании своей красоты! Зрители низко поклонились и дали ей дорогу. Зорайя остановилась у священного камня и положила на него руку.

— Привет тебе, королева! — вскричала она громко.

— Привет тебе, моя царственная сестра! — ответила Нилепта. — Подойди ближе. Не бойся. Я позволяю подойти!

Зорайя ответила надменным взглядом, прошла .через зал и остановилась перед тренами.

— Просьба к тебе, королева! — вскричала она.

— Просьба? О чем ты можешь просить меня, сестра, ты владеющая, подобно мне, половиной королевства?

— Ты должна сказать мне правду, — мне и моему народу! Правда ли, что ты хочешь взять этого чужестранного волка в мужья и разделить с ним трон и ложе?

Куртис сделал движение и, повернувшись к Зорайе, сказал тихо. — Мне кажется, вчера у тебя нашлось более нежное имя для этого волка, о, королева!

Я видел, что Зорайя закусила губу, и кровь прилила к ее лицу. Что касается Нилепты, она, понимая, что теперь нет смысла дольше скрывать положение дел, ответила на вопрос Зорайи в новой и эффектной манере, которая, я твердо убежден в этом, была внушена ей кокетством и желанием восторжествовать над соперницей.

Она встала с трона и во всем блеске своей царственной красоты и грации, прошла к тому месту, где стоял ее возлюбленный. Остановившись около него, она велела ему встать на колени и отстегнула золотую змею со своей руки. Куртис встал иерея ней на колени, на мраморный пол; Нилепта, держа золотую змею обеими руками, надела ее на его шею и застегнула, потом поцеловала его в лоб и назвала «дорогим господином».

— Ты видишь, — сказала она, обращаясь к Зорайе, когда стих ропот изумления зрителей и сэр Генри поднялся с колен, — я надела ошейник на шею «волка»! Он будет моей сторожевой собакой! Вот тебе мой ответ, королева Зорайя, и всем, кто пришел с тобой! Не бойся, — продолжала она, нежно улыбаясь Куртису и указывая на золотую змею, обвивавшую его массивное горло,

— если мое ярмо будет тяжело, хотя оно и сделано из чистого золота, оно не причинит тебе вреда!

— Да, царица ночи, сановники, жрецы и народ, собравшийся здесь, — продолжала Нилепта спокойным, гордым тоном обращаясь к окружающим, — перед лицом всего народа я беру в мужья этого иностранца! Разве я, королева, не свободна избрать себе в мужья человека, которого я люблю? Я имею на это такое же право, как всякая девушка в моих провинциях. Да, он завоевал мое сердце, мою руку и трон, и если бы он не был знатный лорд, красивейший и лучший из всех, не имел столько мудрости и познаний, — если бы он был простой нищий, — я отдала бы ему все, что у меня есть, все!

Она взяла руку Куртиса и с гордостью взглянула на него, и так, держа его руку, спокойно стояла лицом к присутствующим. Нилепта была так прекрасна, стоя рядом со своим возлюбленным! Она была так уверена в себе и в нем, видимо, была готова на всякий риск ради него, на всякие жертвы! Так велико было обаяние ее царственной прелести, силы и достоинства, что большинство зрителей, уловив огонь и ее глазах и счастливый румянец на лице, начало восторженно рукоплескать ей и кричать. Это был смелый поступок со стороны Нилепты, а народ Цу-венди любит смелость и мужество — даже тогда, если они нарушают традиции, но сумеют затронул его поэтическую струнку.

Народ кричал, приветствуя Нилепту. Зорайя стояла, опустив глаза, дрожа в припадке ревнивого гнева, отвернув бледное, как смерть, лицо. Ей было невыносимо тяжело видеть торжество сестры, которая отняла у нее любимого человека. Я уже говорил, что лицо Зорайи напоминало мне спокойные воды моря в ясную погоду, когда в нем дремлют затаенные силы!

Теперь это море проснулось, затаенная сила вырвалась наружу и испугала и очаровала меня. Действительно, прекрасная женщина в своем царственном гневе всегда представляет интересное зрелище, но никогда в жизни я не видал такой красоты и ярости, соединенных вместе.

Обе королевы производили поражающее впечатление. Зорайя подняла свое бледное лицо, зубы ее были крепко стиснуты, а под горевшими глазами залегли красные круги. Трижды пыталась она говорить, и трижды голос изменял ей. Наконец, она заговорила и, подняв свое серебряное копье, махнула им. Сверкнуло копье, сверкнули золотые чешуйки туники и мрачные глаза Зорайи!

— Ты думаешь, Нилепта, — произнесла она зазвеневшим голосом, — ты думаешь, что я, Зорайя, королева Цу-венди, допущу, чтобы чужестранец сел на трон моего отца, чтобы его потомство наследовало Дом лестницы? Никогда! Никогда! Пока в моей груди бьется жизнь, пока у меня есть воины, и есть копье, чтобы наносить удары! Кто на моей стороне? Кто за мной? Кто? Или передай этого чужестранного волка и его приятелей в руки жрецов, потому что они совершили кощунство, или… Нилепта, я объявляю тебе войну, кровавую войну! Твоя страсть поведет к пожарам городов наших, омоется кровью твоих приверженцев! На твою голову падет смерть этих людей, в твоих ушах будут звучать стоны умирающих, вопли вдов и сирот!

— Я хочу столкнуть тебя с трона, Нилепта, Белая королева, сбросить к подножию нашей лестницы, потому что ты покрыла стыдом и позором славное имя нашей династии! А вы, иноземцы, все, кроме Бугвана, который оказал мне услугу, — и я спасу его, если он оставит своих друзей! (бедный Гуд покачал головой и пробормотал по-английски: «это невозможно!») вас я оберну золотыми листами и повешу на цепях у колонн