– Кто вы и что вам надо? – смело спросил старик, хотя на его лице отразился страх при виде трех чужих людей, и все его тело дрожало.
– Тебе следовало бы знать это, правитель Бомбатце, – со смехом ответил один из воинов, – ведь ты и раньше видел наших послов. Мы дети Лобенгулы, Великого Слона, правителя, Черного Тельца, отца амандабелов. Мы принесли весть для твоего слуха, маленький старик, видя, что ваши ворота открыты, мы вошли в крепость.
– Итак, посланцы Лобенгулы, передайте вашу весть моим ушам и ушам народа моего, – сказал Молимо.
– Я слышал тебя. Слушайте же и вы речь Лобенгулы.
Тут посланный заговорил, употребляя местоимение «я», точно речь произносил сам властелин матабелов, обращаясь к своему вассалу, главе макалангов: «Я в прошедшем году послал к тебе, раб, который смеет называть себя Мамбо макалангов, требуя дани скотом и женщинами для рабства и предупреждал, что если не получу подати добровольно, возьму ее силой. Ты не прислал ничего. Но в тот раз я пощадил народ твой. Теперь я снова посылаю за данью. Передай моим посланным пятьдесят коров и пятьдесят быков с пастухами, которые пригнали бы их, а также двенадцать девушек, в противном случае, я сотру вас с лица земли, вас, которые слишком долго беспокоили мир – и это случится раньше, чем исчезнет новая луна». – Таковы слова Лобенгулы, – в заключение сказал посланный. Вынув роговую табакерку, понюхал табаку и с дерзким видом передал ее Молимо.
Старый Мамбо от бешенства потерял всякое самообладание: он выбил табакерку из рук своего мучителя, она упала на землю, табак рассыпался.
– Так разольется кровь вашего народа, благодаря твоему безумию, – спокойно сказал гонец, поднимая табакерку и собирая табак.
– Слушай, – заговорил Молимо тонким, дрожащим голосом. – Твой властелин требует от нас скота, хотя он знает, что весь скот угнан, что у нас осталась одна корова для каждого осиротевшего младенца. Он требует также девушек, но у нас их мало. А почему? Потому что коршун Лобенгула обгладал нас до костей. Да, с нас живых он сорвал мясо!.. Год за годом его воины обкрадывали и убивали наш народ, и теперь нас почти не осталось. И вот, он требует того, чего мы не можем дать, просто желая начать с нами ссору и перебить наших воинов. У нас ничего нет, и мы ничего не можем дать Лобенгуле. Вот наш ответ.
– Вот как, – насмешливо сказал посланец. – Почему же я вижу фуру, нагруженную товаром, и быков под ярмом? Да, – прибавил он многозначительно, – в фуре такой товар, который мы видали в Булавайо. Ведь Лобенгула тоже иногда покупает ружья у белых людей. О, маленький макаланг, уступи нам фуру с этим грузом и с волами, а также лошадей, и хотя это небольшой дар, мы возьмем его и в этом году не потребуем ничего больше.
– Могу ли я отдать вам собственность моих гостей? – спросил Молимо. – Уйдите, не то мы вытолкаем вас.
– Хорошо, уйдем, только знай, мы скоро вернемся и покончим с вами: нам надоело ходить так далеко и получать так мало. Идите, возделывайте ваши нивы, жители Бомбатце, потому что, клянусь именем Лобенгулы, вы не увидите, как созреет новый хлеб! Старик помолчал, потом произнес:
– Жестокая собака, уста Молимо, великого Мунвали откроют тебе волю божества. Я не подниму руку на тебя, но ты никогда больше не взглянешь в лицо твоего властелина. Уходите вы все теперь и делайте, что хотите.
С мгновение трое матабелов казались испуганными, и Бенита слышала, как один из них сказал своим товарищам:
– Колдун заколдовал нас. Он заколдовал Великого Слона и весь его народ. Не убить ли старика?
Но говоривший выборный быстро отделался от страха и ответил со смехом:
– Так вот зачем ты, старый предатель, призвал белых людей. Ты с ними хочешь устроить заговор против Лобенгулы?
Он повернулся на одном месте, внимательно взглянул на Клиффорда и Джекоба Мейера, потом прибавил:
– Хорошо! Серая борода и черная борода, я сам убью вас так, как вы еще не слыхивали. А красивая девушка скоро будет варить пиво для властителя и сделается одной из его жен, если он не отдаст ее мне.
Все последовавшее случилось в одно мгновение. Едва матабел заговорил о Бените, как Мейер, который бесстрашно слушал его угрозы и похвалы, вдруг точно проснулся. Его черные глаза загорелись, бледное лицо приняло выражение жестокости. Выхватив револьвер из-за пояса, он почти одновременно прицелился и выстрелил… На землю упал матабел, мертвый или умирающий.
Никто не шевелился, все только смотрели. Макаланги и матабелы, привыкшие к смерти, все же удивились внезапности случившегося. Контраст между великолепным, грубым дикарем, стоявшим перед ними мгновение назад и бессильным черным телом, готовым заснуть навсегда, был до того странен, что поразил их воображение. Убитый бес-сильнолежал на земле, а над ним с дымящимся револьвером в руках стоял Мейер, стоял и смеялся.
Бенита чувствовала, что он поступил справедливо, что матабел заслужил жестокое наказание, но смех Джекоба казался ей ужасным, потому что она слышала в нем голос его сердца, – и, Боже, как беспощадно было оно! Когда меч правосудия падает, правосудие не должно смеяться.
– Смотрите, – сказал Молимо своим тихим голосом, указывая пальцем на мертвого матабела, – солгал ли я, или этот человек, действительно, никогда больше не взглянет в лицо своего властелина? То же, что было со слугой, случится и с господином, только не так скоро. Таково постановление Мунвали, высказанное голосом его уст, голосом Молимо Бомбатце. Идите, дети Лобенгулы, и унесите этот первый плод сбора, которые белые соберут с воинов его земли.
Тонкий голос старика замер. Наступила такая тишина, что Бените показалось, будто она слышит скрип ножек зеленой ящерицы, которая проползла через камень, лежавший на расстоянии ярдов двух от нее.
И вдруг молчание нарушилось. Два оставшихся в живых матабела испугались за свою жизнь. Послов хватали за руки, срывали с них украшения, били их палками, бросали в них камни. Наконец, двое избитых, покрытых кровью людей увидели, что путь им отрезан и, словно влачимые инстинктом, шатаясь, двинулись в сторону Бениты, пораженной ужасом при виде этой страшной сцены. Они бросились перед ней на землю, ухватились за ее платье, моля о помиловании.