чем-то другом. — Там их и дожидаться надо. Пусть сами достанут то, что спрятали там.
— Значит, с поличным будем брать? — уточняет Валя.
— С поличным, с поличным, — отвечает Кузьмич нетерпеливо и обращается ко мне. — Приедешь в Южный, непременно навести его мать и сестру. Возможно, кое-кто туда и заскочит из интересующих нас людей.
— Когда же мне ехать, Федор Кузьмич?
— А вот встретишься с этим Павлом Алексеевичем, возьмем его под наблюдение, и тогда езжай себе. Тут мы уже без тебя управимся.
Вторая половина дня, когда Павел Алексеевич должен мне звонить, уже наступила. И потому я отправляюсь ожидать его звонка. Ради этого я даже откладываю некоторые срочные дела в городе и некоторые встречи.
Воспользовавшись такой неожиданной паузой в своих бесконечных делах, я пишу всякие служебные бумаги и решаю по второму, внутреннему, телефону некоторые неотложные вопросы, стараясь не занимать прямой городской телефон.
Мои занятия прерывает телефонный звонок.
— Виталий Павлович? — слышу я знакомый скрипучий голос. — Мое почтение. Это Павел Алексеевич. Звоню, как условились. Помните?
— А как же? Конечно, помню, — говорю я как можно дружелюбнее. — Что ж, надо бы встретиться еще разок.
— Нет, не надо, — мягко возражает Павел Алексеевич. — Во всяком случае, пока. Если вы согласитесь со мной, то мы это сами увидим по вашей, так сказать, линии действия. И немедленно отреагируем. За это не беспокойтесь.
— Гм… Кое-что все-таки надо было бы оговорить, — с сомнением произношу я, подавляя досаду.
— Единственный вопрос, который, как я понимаю, вам хотелось бы оговорить, — усмехается Павел Алексеевич, — будет решен так, как вам и не снилось. Но пока мы, к сожалению, не уловили с вашей стороны встречных шагов. Учтите. Смотрим мы внимательно. Так что всего доброго. Спешу. Я вам позвоню недели через две.
В трубке слышатся короткие гудки. Я медленно опускаю ее.
Да, ушел от меня загадочный Павел Алексеевич, буквально из рук ушел.
Глава VI. ОПЯТЬ НЕ САМАЯ ПРИЯТНАЯ КОМАНДИРОВКА
САМОЛЕТ мой вылетает во второй половине дня, так что утром я еще заскакиваю на работу. Мне надо повидаться с Валей Денисовым. Дело в том, что вчера, пока я дожидался звонка Павла Алексеевича, Валя побывал на фабрике, где работает Купрейчик, и просмотрел в отделе охраны все книги регистрации посетителей, которым выписывались по чьей-либо заявке разовые пропуска. Однако фамилия Семанского в книгах ни разу не упоминается. Не был Гвимар Иванович на фабрике, вообще не был, никогда. В связи с этим опять под вопросом, под большим вопросом оказывается искренность уважаемого Виктора Арсентьевича.
Обо всем этом я размышляю, прогуливаясь по огромному залу ожидания Внуковского аэропорта.
Вот объявляют посадку и на мой рейс. Весь полет занимает каких-нибудь два-три часа и проходит над сплошной пеленой облаков, а под конец и в кромешной тьме рано наступившего зимнего вечера.
Однако аэропорт безропотно, даже радушно принимает нас. И вот я уже в объятиях Давуда Мамедова. Он невысок, худощав и подвижен. Лохматые брови на узком смуглом лице придают не свойственную Давуду суровость. Но глаза его сияют от радости. Вообще мой экспансивный друг радуется так шумно, что мне становится неловко и я увлекаю его к выходу.
…Утром я прихожу в городское управление, и уже совсем другой Давуд, собранный и серьезный, подробно информирует меня о положении дел.
Что касается Лехи и Чумы, то, кроме их родных, Давуд установил несколько связей, среди которых есть некий Хромой, в прошлом дважды судимый, где-то лишившийся ноги и сейчас работающий сапожником в маленькой палатке на набережной. Хромой имеет обширные связи в городе, знает вся и всех и пользуется немалым авторитетом. Впрочем, и врагов у него, по словам Давуда, тоже хватает. Парень умный, сообразительный и деловой.
— Артист, — выразительно поднимает обе руки Давуд, словно собирается пуститься в пляс. — Берегу для тебя, дорогой. Мой личный подарок, учти. Никто из нас с ним еще не работал.
— Большое спасибо, — церемонно благодарю я. — А как все-таки его зовут и что еще о нем тебе известно?
— Зовут его, понимаешь, Сергей, фамилия — Голубкин. Живет один, бедняга. Никаких родных, кажется, нет. Приехал сюда из Новосибирска, без ноги и с двумя судимостями. Такой, понимаешь, подарок из Сибири мы получили.
Потом мы с Давудом отправляемся в город.
— Покажи мне город, — говорю я ему. — И, по возможности, всех действующих лиц. Включая Хромого, конечно.
Идем по одной из центральных улиц. Светлые дома кажутся нахохлившимися и недовольными. Здесь много магазинов, кафе, палаток, закусочных, ателье, пожалуй, больше, чем в обычном городе. Хотя многие кафе и закусочные закрыты.
Давуд указывает на противоположную сторону улицы, и я вижу длинную красивую вывеску: «Готовое платье». Под вывеской тянутся зеркальные витрины. Оформлены они красиво, со вкусом, по крайней мере, на мой взгляд. Небось специалист оформлял. Виден покрой каждой вещи на манекенах, причем каждый раз в каком-то своем изящном повороте. И ассортимент в магазине тоже, кажется, неплохой. Да, приятно смотреть на такой магазин.
— Зайдем? — улыбается Давуд.
Мы переходим улицу.
Магазин просторен и почти пуст. Однако увидеть директора Гелия Станиславовича Ермакова нам не удается.
Мы с Давудом не торопясь выходим из магазина, некоторое время идем по улице дальше, затем сворачиваем на другую, потом на третью, поднимаемся куда-то в гору по совсем уже узенькой улочке с выбитой булыжной мостовой, потом по такой же улочке спускаемся вниз. За покосившимися заборами протянуты бесконечные веревки с бельем, за которым еле видны маленькие домики, и кажется, будто тут живут одни прачки.
Наконец мы выходим на большую пустынную площадь, в глубине ее я вижу длинный глухой забор и высокие, настежь распахнутые ворота, над которыми укреплена большая вывеска: «Колхозный рынок».
Сейчас здесь тихо и почти безлюдно. Жизнь перекинулась в глубь рынка, где протянулись ряды палаток и маленьких магазинчиков. Среди них я вижу скромную вывеску: «Готовое платье», а ниже выведено: «От магазина № 17». В маленькой, туманной витринке выставлен нелепый манекен в костюме, шляпе и пестром галстуке, к неестественно изогнутой руке прикреплена даже трость, ботинок на манекене нет, демонстрируются только носки. Тут же на витрине, у ног манекена, разложены мужские рубашки, женские кофточки и всякая галантерейная мелочь.
И тут я вижу, как стоящий за прилавком могучего сложения усатый человек с глянцево-бритой
