Он наделен злой силой. Он погубит Лотти, если она выйдет за него замуж. Ему нужно Эверсли во что бы то ни стало. Чарльз, он погубит ее. Скажи мне, что можно сделать?

— Мы должны открыто выступить против него и принять на себя удар.

— Нас обвинят в том, что мы убили Жан-Луи. Мы не сможем доказать, что это не так. Твоя карьера на этом закончится. Тебе не разрешат больше быть практикующим врачом.

— Да, это будет конец для нас обоих, — сказал он. — Они обвинят нас в убийстве.

— Это я виновата во всем, — сказала я, — Я не должна была позволить ему сделать это.

— Ты же знаешь, как он страдал.

— Но я не помешала ему покончить с собой.

— Потому что ты знала: он этого хотел.

— Чарльз, что нам делать?

— Не знаю. Надо подумать. Нельзя действовать опрометчиво.

— Ты знаешь, Чарльз, я уже кое о чем позаботилась. Я послала письмо отцу Лотти. Попросила его пригласить дочь к себе. Теперь я жду от него ответа. Я отправлю к нему девочку на какое-то время…

— Да, наверное, это лучшее, что можно сделать. Чарльз поцеловал меня.

— Быть может, все образуется, как ты думаешь?

— Думаю, что сейчас нам нужно о многом забыть.

— Это не так просто, — ответил он. — Я никогда не найду покоя. Доринда так хотела жить. А Жан- Луи, наоборот, хотел умереть.

Чарльз обнял меня, и я прижалась к нему. Нам было страшно думать о будущем.

Я вернулась домой. В доме никого не было. Какое-то странное затишье царило в нем. Я пошла к себе в комнату и увидела в окне страшное зарево.

Где-то далеко полыхал пожар.

Я спустилась в холл. Там находилась одна из служанок.

— Похоже, где-то пожар? — спросила я ее.

— Да, — ответила она. — Это горит больница. Все сейчас там.

Я побежала в конюшню.

Уже через пару минут я неслась на лошади в направлении зарева.

Трудно было поверить, что такое может случиться. Чарльз спас столько жизней матерям и детям, а сам погиб. Форстеры увезли меня в Эндерби. Мы вместе оплакивали смерть Чарльза. Они, по всей вероятности, догадывались, какие отношения связывали меня с Чарльзом, и были признательны за то, что я привнесла в его жизнь толику счастья.

Спасенных женщин и малышей перевезли в другую больницу, потому что больница Чарльза сгорела дотла.

Жизнь иронична. Дикон проявил себя героем. Он организовал пожарную команду, и сам бросался в огонь, спасая детей и женщин. О его героизме ходило много разговоров.

Несколько дней подряд я думала только об утрате любимого мужчины. Видно, не суждено было состояться той жизни, о который мы с ним мечтали. Хотя она вряд ли была бы безмятежной, ибо мы оба были обременены тяжкими воспоминаниями.

Я возвращалась в Эверсли и думала, что же мне теперь делать?

Я потеряла любимого и осталась одна. Чарльзу теперь ничто не грозило, но Дикон по-прежнему имел возможность шантажировать меня обвинением в убийстве. У меня ослабла воля, и мне стало безразлично, как он себя поведет. Мне хотелось только оберечь Лотти. Но как я могла это сделать? Если меня обвинят в убийстве, не отвернется ли она от меня?

Случилось еще одно несчастье. Наутро после пожара мы обнаружили, что Мадлен Картер нет в доме. Ее видели в больнице во время пожара, а потом она как в воду канула. Вероятно, она оказалась в числе жертв. Лотти была в подавленном состоянии. Она любила мисс Картер, хоть и подшучивала иногда над ней.

Надо было думать о том, как жить дальше. Дикон должен встретиться с Джеймсом Фентоном. Что за этим последует? Наверно, Джеймс захочет уехать из Эверсли. Ну что ж… Сейчас это не самое важное.

Как быть с Лотти? Как уберечь ее от Дикона? Он попросил меня о встрече и, как всегда, держался развязно.

— Какое несчастье этот пожар! — сказал он. — Детище доктора превратилось в пепел.

— Ты собирался испортить ему карьеру, — напомнила я.

— Только в том случае, если бы он повел себя неразумно, — ответил Дикон. — У него был шанс подумать.

— Дикон, жизнь так жестока. Дай нам хоть немного пожить спокойно, взмолилась я.

— Дорогая моя кузина, — с улыбкой отозвался он, — я желаю этого больше, чем кто бы то ни было. Здесь, в Эверсли, мы все будем счастливы.

— Дикон, ты так хочешь им владеть?

— Я настроен владеть им полноправно. Эверсли будет моим, Сепфора. Я тоже член этой семьи, да к тому же я — мужчина. До чего же неразумно поступил дядя Карл, завещая имение вам. Он мог бы оставить его мне. Я знаю, что мой отец был якобитом, но таким же героем был и ваш дед. Но это все неважно. Эверсли принадлежит мне, и я намереваюсь управлять им.

— Использовав Лотти как средство для достижения цели.

— Я буду ей хорошим мужем.

— Неверным мужем.

Дикон вопросительно поднял бровь и взглянул на меня:

— Неверность — что это такое, если о ней никому не известно?

Дикон заставил меня замолчать.

— Но как можно жениться по расчету? — возмутилась я.

— В важных делах всегда должен быть расчет. Я не смогу добиться своего, не женившись на Лотти.

— Ты воспользовался тем, что она еще несмышленая, и постарался предстать перед ней в роли героя.

— Я и есть герой. Я пират по натуре. Лотти для меня своего рода вызов. А перед вызовом я не могу устоять. Мне жаль, что вы потеряли своего доктора.

— Его смерть помешала тебе продолжать свой шантаж. Теперь я могу думать только о себе, и мне безразлично, что со мной будет. Я расскажу Лотти абсолютно все. Расскажу ей о том, что ты шантажируешь меня, и о твоем намерении жениться на ней исключительно потому, что она является наследницей Эверсли. Так вот, в своем завещании я откажу ей в этом праве.

— Тогда кому же вы оставите Эверсли? Ведь вы же не допустите того, чтобы имение перестало быть собственностью нашей семьи. Нет уж. Я законный наследник. Можете считать меня негодяем, но ведь все мы грешники, включая тех, кто кажется очень добродетельным. Хотите, расскажу кое о чем? Это мисс Картер устроила пожар в больнице.

— Этого не может быть!

— Но это так. Я мог бы спасти ее, но она не захотела. Она казалась такой неприступной. Строгая и добродетельная старая дева. Я был не прав, но я не мог устоять…

— Ты хочешь сказать, что…

— Да, вы угадали. В Клаверинге Мадлен Картер потеряла свою девственность. У меня есть тяга к совращению девственниц.

— Ты просто дьявол, Дикон!

— Да, я такой. Мне потом было очень неловко. Но, видите ли, она была такой набожной, и мне стало