«Дорогая Сепфора!

Я рада, что ты сумела помочь дяде Карлу. Должно быть, он был рад повидать тебя. К сожалению, я должна сообщить тебе неприятное известие. Думаю, тебе следует поскорее вернуться. Мы все по тебе очень скучаем, а бедный Жан-Луи просто места себе не находит, и врачи беспокоятся о его здоровье. К несчастью, он не отделался только переломом ноги. Кажется, у него что-то с позвоночником. Он не может ходить, как раньше, и передвигается с палкой. Ты знаешь, какой он всегда был подвижный, поэтому нынешнее состояние очень угнетает его. Я считаю, что тебе надо быть с ним в этот трудный момент».

Я выронила письмо. Повреждение позвоночника. Это ужасно Жан-Луи всегда был человеком действия, проводил много времени вне дома, а сейчас ходит с палкой. Насколько он плох? Я знала, что это в духе моей матери, — тактично преподносить новости.

Я должна немедленно возвращаться домой к мужу. Мне придется посвятить ему всю жизнь, чтобы искупить свою вину.

Я подняла письмо.

— «Ты знаешь, как он любит тебя. Ты для него — все. Он так скучает по тебе, да и все мы тоже. Но ты нужна Жан-Луи, особенно сейчас…»

Я немедленно возвращаюсь. Мною овладело подавленное настроение. Неужели я действительно могла подумать, что смогу избавиться от своих привязанностей и обязательств и спокойно уехать с Жераром во Францию? Письмо матери неумолимо воскресило в памяти все: доброту, бесконечную привязанность и любовь, которую питал ко мне Жан-Луи, мой законный муж.

Да, я порочна и безнравственна. Да, я действительно изменница. Я отправилась в Эндерби, где меня ожидал Жерар.

— Мне надо готовиться к отъезду домой, немедленно, — сказала я ему. Я получила письмо. Случившееся с Жан-Луи серьезнее, чем просто сломанная нога. Он повредил позвоночник, и боюсь, как бы он не стал инвалидом.

Жерар недоверчиво посмотрел на меня.

— Мать сообщила мне это, — продолжала я. — Я не могу медлить.

Жерар обнял меня, и я ощутила, как загорается во мне желание. Я чувствовала, что теряю голову и не в силах покинуть его. Вся будущая жизнь, долгие безрадостные годы без него представлялись такими беспросветными.

— Мне тоже пора уезжать, — произнес Жерар.

— Ну вот и пришел конец всему.

— Совсем необязательно, — возразил он, — все зависит от твоего решения.

— Это убило бы Жан-Луи.

— А что будет со мной? Что будет с нами?

— Он — мой муж. Я поклялась любить его в горе и в радости. О, если бы я никогда и не приезжала сюда.

— Не жалей ни о чем. Ты любила, ты жила.

— Нет, всю оставшуюся жизнь меня будут мучить сожаления.

— Когда ты собираешься ехать? — удрученно спросил Жерар.

— Еще до конца недели.

Он склонил голову, потом схватил мои руки и стал целовать их:

— Сепфора, если бы ты только передумала!

— Ты хочешь сказать, что будешь ждать меня? Жерар кивнул.

— Но ты еще не уехала, и у меня есть еще время, чтобы уговорить тебя. Я покачала головой.

— Я знаю, что проявила слабость, была безнравственной, но есть вещи, через которые даже я не могу переступить.

Я не думаю, что Жерар поверил мне. Все это время я была столь страстная и пылкая, что он уверился, придет время, и я пожертвую всем для него.

Я знала, что этого не случится. Несмотря ни на что я должна вернуться к Жан-Луи.

— Я решила, что перед отъездом следует предостеречь дядю Карла. Я не упоминала Джесси о своем предстоящем возвращении домой потому, что хотела сначала поговорить с дядей. Я пришла к нему после обеда, рассчитывая поговорить с ним наедине.

Дядя Карл обрадовался, увидев меня. В его глазах таился веселый огонек, причину которого я не понимала. Меня поражало, что дядя живет только прошлым и упорно отождествляет меня с давно умершей Карлоттой, которая когда-то произвела на него столь неизгладимое впечатление.

К сожалению, события в доме дяди Карла почти не трогали меня. Здесь я впервые встретила Жерара и увлеклась им. Лишь сейчас я задумалась о происходящем, да и то только потому, что собралась уезжать.

«Крик о помощи», как выразилась Сабрина, и, наверное, она была права. Правда, дядя Карл не просил о помощи, хотя, уверена, он прекрасно осознавал опасность своего положения. Он выглядел, скорее, как сторонний наблюдатель, с восторгом изучающий особенности человеческой природы, являясь в то же время одним из основных действующих лиц в разворачивавшейся драме. Иногда мне казалось, что дядя слишком стар, чтобы волноваться о происходящем.

Все происходящее с момента моего появления в Эверсли-корте выглядело странным.

Тем не менее, я решила поговорить с дядей Карлом и предупредить о возможной опасности.

Разговор я начала с письма моей матери.

— Дела моего мужа вовсе не так хороши, как я думала. Сперва казалось, что единственное несчастье — сломанная нога, и мы считали, что вскоре он поправится. Но, видимо, возникли осложнения, поэтому мне необходимо вернуться.

Дядя кивнул:

— Значит, ты покидаешь нас. Очень жаль.

— Я еще приеду, возможно, с Жан-Луи, матушкой или Сабриной.

— Это было бы замечательно. Уверен, тебе здесь понравилось.

— О да, да, Старик улыбался, но что скрывалось за этой улыбкой?

— Вынужден согласиться с твоим решением, Карлотта.

Я внимательно взглянула на него и сказала:

— Я — Сепфора.

— Конечно, это все моя память. Я живу далеким прошлым. Ведь я называю тебя этим именем не впервые? Думаю, это потому, что ты стала походить на нее. Я давно замечаю это сходство.

— Дядя Карл, мне надо поговорить с вами о том, что может вам и не понравиться. Но вы поймите, я думаю только о вашем благополучии.

— Милое дитя, — произнес он, — ты была так добра ко мне, заботилась о моем благополучии. Ты могла столкнуться с серьезными неприятностями, выполняя мою просьбу. Мне кажется, твой французский джентльмен очарователен, бесподобен. — Яркие глаза дядюшки испытующе взглянули на меня. — Ведь так?

Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, и подумала: «Он знает. Но как он узнал? Неужели Джесси шпионила за мной? Неужели они обсуждали меня?»

— С его стороны было очень любезно отвезти меня в город и помочь с завещанием, — быстро сказала я. — Это как раз то, о чем я и хотела с вами поговорить, дядя Карл.

— Все уже благополучно сделано. Я выполнил свой долг. Эверсли останется тебе и твоим наследникам. Думаю, духи предков одобряют это. Карл был старым греховодником, говорят они, но под конец все осознал. Теперь духи могут вернуться в свои могилы и спать спокойно. Я представлю им полный отчет, оказавшись на том свете.

Он продолжал улыбаться мне все с той же веселостью, и я решительно продолжила:

— Дядя Карл, я должна кое-что сказать вам. Было крайне неосторожно подписывать что-то еще, вроде той бумаги.

Старик кивнул, и я продолжила:

— Вы же понимаете, если человек надеется что-то унаследовать, он может приложить все усилия,