очень хотелось поговорить с новенькой.

- Ты на какой улице живешь? - спросила она, когда они дошли до угла.

- А что? - спросила новенькая.

- Ничего... Просто так.

- На Кузнечном, - сказала новенькая и зашагала быстрее. Лиза еле-еле поспевала за ней. Ей очень хотелось как следует расспросить новенькую, но она не знала, с чего начать.

- Правда, Елизавета Ивановна хорошенькая? - сказала она.

Новенькая помолчала и спросила:

- Это какая Елизавета Ивановна? Учительница?

- Да. Правда, она чудная?

- Ничего, - пожала плечами новенькая.

Здесь, на улице, в своем легком пальтишке она казалась еще меньше, чем в классе. Нос и все лицо у нее на морозе страшно покраснели. Лиза решила, что лучше всего заговорить для начала о погоде.

- У вас что - на Украине - теплее или холоднее? - сказала она.

- Трохи теплей, - сказала новенькая. Вдруг она убавила шаг, посмотрела на свою спутницу и сказала:

- Скажи, это очень глупо, що я так ревела сегодня у классе?

- Ну, почему? - пожала плечами Лиза. - У нас тоже девочки плачут... А ты почему плакала, что у тебя случилось, а?

Она думала почему-то, что новенькая ей не ответит. Но та посмотрела на Лизу и сказала:

- У меня папа пропал.

Лиза даже остановилась от удивления.

- Как пропал? - сказала она.

- Он - летчик, - сказала новенькая.

- А где он - в Киеве пропал?

- Нет, здесь - на фронте...

Лиза открыла рот.

- Он что у тебя - на войне?

- Ну, да, конечно, - сказала новенькая, и Лиза, посмотрев на нее, увидела, что у нее в глазах опять блестят слезы.

- А как же он пропал?

- Ну, как вообще на войне пропадают. Улетел, и никто не знает, що с ним. Одиннадцать дней от него писем не было.

- Может быть, некогда ему? - неуверенно сказала Лиза.

- Ему и всегда некогда, - сказала новенькая. - А он все-таки в декабре оттуда восемь листиков прислал.

- Да, - сказала Лиза и покачала головой. - А вы когда, давно из Киева приехали?

- Мы сразу, вместе с ним приихалы, як только война началась - на третий день.

- И мама твоя приехала?

- Конечно.

- Ох, наверно, она тоже волнуется! - сказала Лиза. - Плачет, наверно, да?

- Нет, - сказала новенькая. - Моя мама умиет не плакать...

Она посмотрела на Лизу, сквозь слезы усмехнулась и сказала:

- А я вот не умию...

Лиза хотела сказать ей что-нибудь хорошее, теплое, утешительное, но в эту минуту новенькая остановилась, протянула ей руку и сказала:

- Ну, до свиданья, теперь я одну пойду.

- Почему? - удивилась Лиза. - Это ж еще не Кузнечный. Я тебя провожу.

- Нет, нет, - сказала новенькая и, торопливо пожав Лизину руку, побежала дальше одна.

Лиза видела, как она свернула за угол - в Кузнечный переулок. Из любопытства Лиза тоже дошла до угла, но когда она заглянула в переулок новенькой там уже не было.

* * *

На следующее утро Валя Морозова пришла в школу очень поздно, перед самым звонком. Когда она появилась в классе, там сразу стало очень тихо, хотя за минуту до этого стоял такой гвалт, что в окнах звенели стекла, а мертвые бабочки в классной коллекции шевелили крылышками, как живые. По тому, как участливо и жалостливо все на нее посмотрели, новенькая поняла, что Лиза Кумачева уже успела рассказать о вчерашнем их разговоре на улице. Она покраснела, смутилась, пробормотала 'здравствуйте', и весь класс, как один человек, ответил ей:

- Здравствуй, Морозова!

Ребятам, конечно, было очень интересно узнать, что у нее слышно нового и нет ли известий от отца, но никто не спросил у нее об этом, и только Лиза Кумачева, когда новенькая уселась рядом с ней за парту, негромко сказала:

- Что, нет?

Морозова покачала головой и глубоко вздохнула.

За ночь она еще больше осунулась и похудела, но, как и вчера, жиденькие белокурые косички ее были тщательно заплетены, и в каждой из них болтался зеленый шелковый бантик.

Когда зазвенел звонок, к парте, где сидели Морозова и Кумачева, подошел Володька Бессонов.

- Здравствуй, Морозова. С добрым утром, - сказал он. - Сегодня погода хорошая. Двадцать два градуса только. А вчера двадцать девять было.

- Да, - сказала Морозова.

Володька постоял, помолчал, почесал затылок и сказал:

- А что, интересно, Киев большой город?

- Большой.

- Больше Ленинграда?

- Меньше.

- Интересно, - сказал Володька, помотав головой. Потом он еще помолчал и сказал:

- А как, интересно, будет по-украински собака? А?

- А что? - сказала Морозова. - Так и будет - собака.

- Гм, - сказал Володька. Потом он вдруг тяжело вздохнул, покраснел, посопел носом и сказал:

- Ты... это... как его... не сердись, что я тебя вчера плаксой-ваксой назвал.

Новенькая улыбнулась и ничего не ответила. А Володька еще раз шмыгнул носом и отправился к своей парте. Через минуту Морозова услышала его звонкий, захлебывающийся голос:

- Ребята, вы знаете, как по-украински будет собака? Не знаете? А я знаю...

- Ну, как же, интересно, будет по-украински собака?

Володька оглянулся. В дверях, с портфелем под мышкой, стояла Елизавета Ивановна, новая учительница.

- Собака - собака и будет, Елизавета Ивановна, - сказал Володька, поднимаясь вместе с другими навстречу учительнице.

- Ах, вот как? - улыбнулась учительница. - А я думала, как-нибудь поинтереснее. Здравствуйте, товарищи. Садитесь, пожалуйста.

Она положила на столик портфель, поправила на затылке волосы и опять улыбнулась:

- Ну, как поживают наши уроки?

- Ничего, Елизавета Ивановна, спасибо. Живы, здоровы! - закричал Володька.

- А это мы сейчас увидим, - сказала учительница, раскрывая классный журнал.

Взгляд ее пробежал по списку учеников. Все, кто не очень уверенно чувствовали себя в этот день в арифметике, - съежились и насторожились, только Володька Бессонов нетерпеливо подпрыгивал на своей задней парте, мечтая, как видно, что его и тут вызовут первым.

- Морозова - к доске! - сказала учительница.

Почему-то по классу пробежал ропот. Всем показалось, наверно, что это не очень-то хорошо, что вызывают Морозову. Можно было бы сегодня ее и не беспокоить.