Западный фронт. В начале октября немцы в районе Томаровка - Грунь, который прикрывала 9-я кавалерийская дивизия, а ее тыловые рубежи - наш батальон, вели себя тихо. Эту передышку бойцы и командиры дивизии использовали для совершенствования обороны. Им уже пришлось побывать в боях. Именно эта кавалерийская дивизия обеспечивала выход из окружения наших войск в районе Сорочинцев и Савинцев. Она действовала и у Каневских переправ на Днепре, отличилась и в других боях.

Обычно для поиска диверсантов, шпионов, агентов посылалось отделение, с которым шел я или мой помкомвзвода. Мы прочесывали местность, обыскивали леса и рощи, овраги и ложбины, заходили в села. Шли по определенному маршруту, намеченному в штабе батальона или командиром роты. Ночевали в сараях, пустующих домах: таких было немало, люди эвакуировались, уходили в тыл страны.

Пока было все спокойно, мы пользовались телефонной и радиосетью гражданских узлов связи. С помощью этой сети роты и взводы поддерживали связь с своими штабами при выполнении боевых задач. По этим каналам мы слушали и голос столицы нашей Родины Москвы, который вселял в наши сердца уверенность в мощи нашей страны, непобедимости Красной Армии. Последних известий все ждали с нетерпением. Каждое новое сообщение о том, что происходит под Москвой, тотчас доводилось политработниками до бойцов. Тут же доставали географическую карту с передвижными красными бумажными флажками, отмечали линию фронта. Мы, кто первыми принял страшной силы удар врага, хорошо видели, что хотя противник и теснит наши войска, но слабеет с каждым днем.

Однако враг все еще обладал достаточными силами, чтобы вести бои не только под Москвой, но и в других местах огромного советско-германского фронта. В конце октября гитлеровцы потеснили советские войска и на нашем участке. Части 21-й армии, тыл которой мы охраняли, ведя тяжелые кровопролитные бои, также отошли и закрепились западнее Белгорода.

Стояла холодная дождливая погода. Дороги разбухли. 9-я кавалерийская дивизия совершала переход на новый оборонительный рубеж. Взаимодействуя с ней, прикрывая ее арьергарды, мы тоже снялись с места. Шли полями и перелесками. Размягченный чернозем прилипал к сапогам, кони едва волочили ноги по этой разжиженной земле.

В один из вечеров наша рота оказалась в селе Сабынине, нас поразил цвет воды в Северском Донце. Она была какой-то серо-белой. Только приглядевшись, мы увидели на реке утиные и гусиные стаи, а потом услышали их могучий крик. Кто-то спросил политрука Лавренова, откуда в таком маленьком селе столько птицы.

- Видно, это то, что эвакуируют колхозы, - высказал предположение старший политрук и с несколькими бойцами стал спускаться к реке.

Так оно и оказалось. В Сабынине сосредоточились птицеводческие хозяйства из многих эвакуировавшихся колхозов. Колхозники угоняли птицу от врага.

Как только мы оказались в селе, командир роты приказал мне разыскать представителей местных властей. Взяв с собой командира отделения сержанта Кишеневского, я направился в правление колхоза. Оно располагалось в небольшом доме на центральной площади. Когда мы зашли туда, то увидели много людей, что-то оживленно обсуждавших.

- Здравствуйте, где тут найти председателя колхоза или сельского Совета? спросил я.

Человек, сидевший за столом, ответил:

- Я председатель колхоза, а вот он, - мужчина показал на своего соседа, председатель сельского Совета. Я подошел ближе.

- А, пограничнички пришли, значит, завтра здесь будут немцы, - заметил сидевший рядом с председателями невысокий человек.

- Ну, это не обязательно, - попробовал возразить я.

Но мужчина добродушно улыбнулся и продолжал:

- Не обижайтесь, поверьте, я-то знаю. От самой почти границы иду. Так что не в первый раз встречаюсь с пограничниками. За вами уж никого не бывает. Вон вчера днем конники через село проскакали, ушли за Северский Донец. Сегодня вы пришли, значит, завтра жди немца.

В словах незнакомца была правда. Пограничники, как правило, отходили последними. Это видели жители многих городов и сел, руководители партийных и государственных органов. Видимо, мужчина, заговоривший со мной, был из западных районов страны, потому таким образом воспринял наше появление.

Как бы подводя итог нашему разговору, я сказал:

- Товарищи председатели колхоза и сельского Совета, вас просит подойти наше командование.

Командир роты Горбунов и политрук Лавренов довели до сведения местных руководителей действительную обстановку и посоветовали все, что можно, эвакуировать за Северский Донец.

- У нас в ставках много рыбы, как с ней быть? - спросил председатель колхоза.

- Ночью спустите воду, а утром раздайте все колхозникам, - порекомендовал политрук Лавренов.

На рассвете рота оставила село. По крутому западному берегу мы спустились к реке. И тут кто-то удивленно спросил:

- Товарищи, а куда же делась река?

Вместо широких плесов, что вчера еще были здесь, шелестели под ногами камыш и осока. Только чуть впереди среди множества небольших квадратных котлованов, как ниточка, вился шириной не более полуметра ручей. Кое-где на илистом дне в темных лужицах прыгали золотистые карпы. Это все, что осталось от рыбного хозяйства колхоза.

Политрук Лавренов объяснил пограничникам, что произошло. А потом, обращаясь к командиру роты, заметил:

- А председатель - молодец. Ни птицы, ни рыбы не оставил немцам.

- Да, крепко поработал, - отозвался лейтенант Горбунов, - да так, что и мы не слышали. Действительно молодец.

- На что ж рассчитывает Гитлер? - неожиданно сказал Лавренов. - Разве может он сломить такой народ? - И сам себе ответил: - Нет, не сможет.

Командир роты согласно кивнул головой.

Мы перешагнули через обмелевший Донец и вступили на разбитую, разбухшую от дождя, который шел и сейчас, полевую дорогу. Часа через два она затерялась среди полей, а потом и вовсе кончилась у почерневших стогов соломы. Дальше пошли полем. Размокший чернозем так лип к ногам, что казалось, к сапогам были подвешены свинцовые пластины. Промокшие до последней нитки и обессиленные, мы заночевали к вечеру в каком-то селе.

К исходу следующего дня рота достигла реки Корочи. Однако и тут мы долго не задержались, поступил приказ отойти к реке Оскол. Где-то впереди нас следовали две роты и штаб нашего батальона. Все чаще на нашем пути встречались свежеотрытые окопы, траншеи, противотанковые рвы, во многих местах наполовину залитые водой. Чувствовалось, что все было подготовлено к обороне, но, видимо, в сложившейся обстановке занимать этот рубеж было невыгодно.

Наш полк снова выходил на охрану тыла 21-й армии. Эта армия была сформирована в апреле 1941 года в Приволжском военном округе. За неделю до вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз войска ее стали передислоцироваться на территорию Западного особого военного округа. Война застала большую часть соединений в эшелонах, растянувшихся по железным дорогам от Волги до Днепра. 1 июля 1941 года армия развернулась вдоль Днепра от Могилева до Речицы. А 13 июля начала наступление в направлении Бобруйска. Гитлеровский генерал А. Филиппи в книге 'Припятская проблема' писал: 'Правое крыло группы армий 'Центр' сильно отставало. Оно еще в середине июля задержалось на рубеже Кричев - Рогачев, не будучи в состоянии сломить усиливающееся сопротивление 21-й армии русских севернее Гомеля...' Теперь 21-я армия закреплялась на берегах Северского Донца.

Штаб батальона и наша рота обосновались в райцентре Чернянка Курской области. Это был большой поселок городского типа с одноэтажными деревянными домами. В нем находились руководство Чернянского района, два правления колхозов и два сельских Совета. Приближались дни праздника 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Жители Чернянки готовились встретить праздник. Они приводили в порядок дома, белили их, подметали дворы, улицы.

Для нас эти дни были наполнены заботами. Только что в штаб батальона поступили данные о том, что в селе Гнилуши появилась группа подозрительных людей. Наш взвод подняли по тревоге. Мы поспешили в указанное село. Опросили местных жителей, беседовали с председателем колхоза, все заявляли: да, были, забрали продукты и ушли, а куда - никто не знает.

Четыре дня мотались мы по округе, пока наконец не напали на след этой группы. Диверсанты отстреливались, но в конце концов были вынуждены сдаться.

Мы вернулись в Чернянку 6 ноября во второй половине дня. На многих домах висели красные флаги, а в центре города, на площади, виднелись лозунги. Бойцы и командиры роты располагались в здании одной из школ. Там остановились и мы. С нетерпением все ждали вечера. Взоры пограничников были устремлены на стену, где висел громоздкий черный репродуктор. Вот-вот местный радиоузел должен был начать трансляцию. Что-то скажет Москва? Наконец в громкоговорителе раздался легкий треск, а затем голос диктора объявил:

- Внимание, говорит Москва.

Все затаили дыхание. Начиналось торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. Еще несколько мгновений, и из динамика послышался знакомый глуховатый голос. Чеканя каждое слово, Сталин говорил об итогах первых четырех месяцев войны, о провале гитлеровского плана 'молниеносной' победы, причинах временных военных неудач Красной Армии, задачах, которые встают перед армией и советским народом.

'Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР, говорил Сталин. - Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат...

В отличие от