всех, при случаях и себя. В конце концов все декорации, строения и аттракционы, все, все могло бы явиться и ночью в канун гулянья в единое мгновение по его, Шубникова, запросу, но тогда бы вышло, что сам он - лодырь, лежебока, несостоятельный мастер, способный лишь на веление. Нет, он должен был все устраивать сам, тем более что люди и силы в городе были, их только следовало взъерошить и впрячь в дело.

Но с кем взъерошивать и запрягать, если его окружали идиоты? Худо выходило с пожарниками. Тем, на которых надеялись, предстояло в горячие на улице Королева дни быть на вахте или на учениях.

- А какие тут могут быть льды? - сказал Голушкин. - Жара стоит июльская. Я парюсь в тенниске. Льдов теперь никаких быть не может.

- Что?! - грозно, с актерским преувеличением грозности спросил Шубников. - Льды будут! Ледяные горы и дворцы есть в контракте, и они должны быть, даже если завтра здесь начнет протекать река Лимпопо. Иначе мы позорные люди! Взялись делать - извольте делать!

Представитель водонапорной башни, два месяца назад заказавший гулянье сотрудников на природе, был скромен в запросах и ни о каких ледяных дворцах речи не вел. Единственно он просил о том, чтобы гулянье хоть немногим напомнило известные по литературе весенние чаепития в Марьиной роще. Теперь в Марьиной роще все застроено, порабощено кирпичом, там не только что пить чай, там и шпроту негде съесть с дамой на природе. 'А народ у нас хороший, сказал представитель, - отзывчивый на все мероприятия'. Шубников тогда мгновенно вспыхнул, размечтался, бегал по кабинету, взмахивал руками, приводил представителя водонапорной башни в восторги и ужасы картинами народного гулянья. А вспомнив о сотворенных в Саппоро пожарниками ледяных дворцах, уговорил представителя вставить в контракт ледяные горы и дворцы.

- Можно найти людей взамен пожарников, - предположил Голушкин.

- Взамен пожарников найти никого нельзя, - сказал Шубников.

- Ну если не взамен, то помимо... А то вот просятся.

- Кто просится?

Уважительно просилась витаминная, вкусная и солидная фирма, ближняя овощная база. Она бы хотела стать участником праздника на правах третьего триумфатора. База предлагала и помощь в подготовительных работах, ей ничего не стоило вызвать на перетруску чеснока сколько хочешь и каких хочешь специалистов, можно кандидатов, можно докторов, можно академиков, можно скрипачей, и направить их на улицу Королева. Имелись на базе ледники и холодильные установки.

- Это ценно, - согласился Шубников. - Но три триумфа для одного вечера много. А что же они раньше терпели?

- Только теперь сняты путы с поводов для триумфа.

- В следующий раз. Заявку от них примите. А на гулянье мы их допустим. Пусть себе гуляют в первых рядах.

- Значит, если согласятся на простое гулянье, - сказал Голушкин, - мы потребуем работников с перетруски чеснока. И попросим фрукты для гуляющих.

- И семечки.

- Семечек у них может не быть, - обеспокоился Голушкин.

- Пусть достают! - решительно сказал Шубников. - И побольше! Жареных и каленых!

- Жареных и каленых... - записал Голушкин. - Ну вот, отыскались работники на льды. Если уж вам так любезны льды.

- Но руководить этими работниками должны пожарники. Не трудитесь противоречить. В контракте записаны пожарники, а не перетрусчики чеснока, хоть бы и скрипачи.

Непоколебимая вера в то, что наши пожарники ничем не хуже японских, тем более из их японского, северного, захолустья, сладостно и ревниво существовала в Шубникове независимо от контракта с водонапорной башней.

- Такой каприз! - сказал Шубников. - Уважьте. А что же, и Васька Пугач пропал?

Стараниями экспедитора Ладошина пожарный водитель Василий Пугач был найден. На три дня он мог предоставить себя в начальники ледяного строительства. На вопрос, не может ли он наскрести еще хотя бы пяток пожарников для руководства, Васька, загоготав, ответил, что может. Однако сказал, что пожарники-то они пожарники, но бывшие, один теперь водит ассенизационную машину, другой грузит на комбинате красную рыбу и копченых лещей. И так далее. Но в душе все они остались пожарниками.

- Выбраковали их, что ли? - спросил Голушкин.

- Ну выбраковали, - процедил сквозь зубы Васька и взглянул на Голушкина с интересом: а хочешь, и тебя выбракуем?

- Василий, - сказал Шубников, - ты читал эпитафию на могиле пожарника?

- Ну?! - удивился Васька Пугач. - Какую эпитафию?

- Известную. 'Сорок лет стоял на башне, так и умер не едавши'. У тебя эпитафия будет хуже.

- Вот дурень! - рассмеялся Васька. - Я же не на башне, я в кабине!

Постановили: Васька Пугач и пятеро его приятелей, все с несгораемыми усами, станут ледовыми зодчими безвозмездно, их лишь предстоит кормить и поить, чтобы не схватили в жаркие дни у льдов расстройство желудка. И ни в коем случае эти пятеро приятелей никому не должны, даже и за понюшку табаку, открывать, что пожарники они бывшие. Мало ли ведь какие агенты будут шнырять в эти дни в Останкине.

- Все путем! - загоготал Васька Пугач. - Череп ты мой горелый! Да мы такие дворцы наворочаем, что эти самураи запрыгают!

- И ледяные горы, - хмуро добавил Шубников.

После ухода Васьки Пугача Шубников раскричался на Ладошина и Голушкина. Что за разгильдяйство! Что за легкомыслие! Ведь сто раз говорил о льдах и пожарниках - и эдакий провал. И все так! И всегда так! Обиженный Голушкин стал говорить, что пока он не давал поводов для крика, исполнял свою службу с усердием и толком и, если им недовольны, готов подать в отставку. Шубников выгнал Голушкина и Ладошина на площадки, но досада не была исчерпана, требовалось разрядиться на ком-либо, и Шубников вызвал Бурлакина.

- И у тебя такой же бардак, как у всех?

- Я кричать тоже умею, - сказал Бурлакин. - А голос у меня от природы громче. Другое дело, ты более актер.

- Хорошо, - утих Шубников. - Докладывай.

- Возьми вместо меня пиротехника-исполнителя. Пусть он к тебе и бегает с докладами и за распоряжениями. А как я исполню задачу - мое дело. Я не подведу.

- Но и не доверишь мне свои сюрпризы и тайны?

- Чепуха, - нахмурился Бурлакин. - Никаких тайн нет.

- Однако о них уже идет молва.

- Глупая, стало быть, молва. Решения у нас заурядные. При Петре Великом мастера были куда изобретательнее. Мы забыли их ремесло и дерзость. Кстати, для триумфа водонапорной башни мне нужны уточнения. Там два пункта. Сто двенадцать лет башне. Так? И рекорд в напоре воды. Какой именно рекорд?

- Я не помню, - поморщился Шубников. - Рекорд, и есть рекорд, не важно какой.

- Мне важно, - сказал Бурлакин. - Дай мне точные данные, какой объем башни, какой напор, давление, сколько пролито воды за сто двенадцать лет, сколько...

- Дадут тебе, дадут! Не зуди!

- Какой у башни вид? Где стоит она?

- Откуда я знаю, где она стоит! - возмутился Шубников. - Стоит и стоит. У какого-то моста. Или путепровода.

- Ты неконкретный человек, - покачал головой Бурлакин.

- Для конкретностей есть мелкие, бескрылые служащие!

- Ты вообще неконкретный человек, - сказал Бурлакин. - И это плохо. И для меня. И для тебя. И для всех. Тебя увлекает лишь сам ход дела, процесс, игра, авантюра, лепка ситуации, мечтание о чем-то, что получится и сотворится, а что именно получится и сотворится - об этом ты не имеешь никакого