возложенных на них вежливостью забот, приходили в экстаз по поводу того, что делала ее милость, если ее милость в эти минуты что-то делала, или же снимали выкройку с нового модного платья, в котором она накануне повергла их в неистовый восторг. К счастью для тех, кто заискивает в других, потакая таким пристрастиям и слабостям, любящая маменька, превосходящая в жадности, когда речь идет о похвалах ее детям, все живые существа, превосходит их и доверчивостью. Требования ее непомерны, зато она охотно проглатывает любую самую грубую лесть, и леди Мидлтон без малейшего удивления или сомнения наблюдала нежнейшую любовь, которую обе мисс Стил изливали на ее детей, и их поистине святое терпение. С материнской гордостью она взирала на дерзкие выходки и проказы, покорно сносившиеся ее родственницами. Она смотрела, как развязываются их шарфы, как растрепываются их локоны, как обыскиваются их рабочие шкатулки и похищаются их ножички и ножницы, пребывая в твердой уверенности, что обе получают от этого такую же радость. Удивило ее лишь равнодушие, с каким Элинор и Марианна не пожелали принять в происходящем никакого участия.

— Джон нынче неистощим на выдумки! — заметила она, когда находчивый малютка вытащил у мисс Стил носовой платок и выбросил его в окно.

А когда несколько минут спустя второй ее сынок принялся изо всей мочи щипать пальцы той же барышни, она сказала только:

— Как Уильям всегда мило играет!

— А какая прелесть моя Аннамария, — добавила она, нежно лаская трехлетнюю девочку, которая вот уже целых две минуты как перестала бегать и кричать. — Такая всегда послушная и тихая. Настоящая мышка!

К несчастью, наклонившись, ее милость булавкой, закалывавшей чепчик, слегка царапнула шейку девочки, и этот образец послушания и кротости разразился такими оглушительными воплями, что никакое самое голосистое существо не смогло бы превзойти их пронзительностью. Материнское отчаяние не знало пределов, однако тревога обеих мисс Стил мало чем ему уступала, и они втроем наперебой делали все, что в подобном ужасном случае могло, как подсказывала им любовь, утишить муки маленькой страдалицы. Ее водворили в материнские объятия, осыпали поцелуями, одна мисс Стил коленопреклоненно промывала ее рану лавандовой водой, а другая набивала вопящий ротик засахаренными сливами. Получая такие награды за слезы, мудрая девочка и не думала униматься. Она продолжала вопить и рыдать, брыкала братцев при малейшей попытке прикоснуться к ней, и все их объединенные усилия оставались втуне, пока леди Мидлтон, к счастью, не вспомнила, что на прошлой

неделе при таких же трагических обстоятельствах ушибленный висок удалось излечить при помощи абрикосового мармелада, и не предложила применить то же целительное средство и к гадкой царапине. Легкое затишье в воплях маленькой барышни позволило надеяться, что оно отвергнуто не будет, и она отправилась в материнских объятиях на его поиски. Оба мальчугана последовали за ней, как ни заклинала их мать не покидать гостиной, и четыре девицы остались одни среди тишины, воцарившейся в комнате впервые за много часов.

— Бедненькая крошка! — тут же воскликнула мисс Стил. — Ведь это ужас как опасно!

— Не понимаю, почему! — возразила Марианна. — Пустячная царапинка... Но тревогу всегда преувеличивают, если для нее нет настоящих причин.

— Что за очаровательная дама леди Мидлтон! — сказала Люси Стил.

Марианна промолчала. Она не умела говорить неискренне даже в светской беседе, а потому обязанность лгать, когда того требовала вежливость, всегда падала на Элинор. Выполнила она ее и теперь, отозвавшись о леди Мидлтон с восторженностью, какой не испытывала — правда, менее горячо, чем мисс Люси.

— И сэр Джон тоже! — вскричала старшая сестра. — Ах, какой бесподобный мужчина!

И вновь мисс Дэшвуд отдала должное ему без особого восхищения, сказав просто, что он очень добр и любезен.

— А детки у них, ну, чистые ангельчики. Прелестней малюток я не видывала. Признаюсь, я совсем без ума от них. Но, правду сказать, мне милей деток в жизни ничего нет!

— Об этом нетрудно догадаться, — с улыбкой сказала Элинор, — если судить по тому, чему я сейчас была свидетельницей.

— По-моему, — заметила Люси, — вы полагаете, что маленьких Мидлтонов слишком уж балуют. Ну, может быть, им и позволяют чуть-чуть лишнее, но столь нежной матери, как леди Мидлтон, это так простительно! И мне всегда нравится, если дети веселы и шаловливы. Не терплю чинных тихонь!

— Должна признаться, — сказала Элинор, — что в Бартон-парке мысль о тихих чинных детях мне особого отвращения не внушает.

Вслед за ее словами наступило молчание, которое мисс Стил, видимо, большая охотница до разговоров, прервала, внезапно осведомившись:

— А Девоншир вам нравится, мисс Дэшвуд? Уезжать из Сассекса вам, натурально, не очень хотелось?

Несколько удивленная фамильярностью вопроса, а главное, тоном, каким он был задан, Элинор тем не менее ответила утвердительно.

— Норленд же бесподобное место, а?

— Сэр Джон нам его очень расхваливал, — поторопилась объяснить Люси, по-видимому, желая смягчить бесцеремонность сестры.

— Каждому, кто видел Норленд, — сказала Элинор, — он, мне кажется, не может не понравиться. Но, конечно, как мы, его красот не знает никто.

— Душки-то кавалеры там были? И много? В здешних краях их что-то не видать. А по мне, без них никакое общество не в общество.

— Но с какой стати ты вообразила, — перебила Люси, краснея за сестру, — будто в Девоншире должно быть меньше благородных молодых людей, чем в Сассексе?

— Ах, сестрица, я же не говорю, что их тут нету. Уж конечно, в Эксетере душек-кавалеров полным-полно. Только откуда мне знать, какие кавалеры бывали в Норленде! Вот я и подумала, может, в Бартоне мисс Дэшвуд с сестрицами скучно, если тут их не так много, как им привычно. Но может, вам, барышни, кавалеры и ни к чему, может, вам и без них превесело. А я так думаю, что бесподобнее ничего нет, только бы они прифрантились и были обходительны. Коли они неопрятны да невежи, так на них и смотреть не хочется. Вот мистер Роуз в Эксетере уж такой душка, такой кавалер! Он, знаете, писец у мистера Симпсона, а встретить его поутру, так глаза бы мои на него не глядели! Уж натурально, ваш братец, мисс Дэшвуд, пока не женился, был бесподобный кавалер, при его-то деньгах!

— Право, не могу сказать, — ответила Элинор. — Мне не совсем понятен смысл этого слова. Но во всяком случае, если до того, как жениться, он когда-либо был бесподобным кавалером, то он им и остался, потому что никакой перемены в нем незаметно.

— Ах, помилуйте! Да как женатый может быть кавалером? У женатых другие занятия!

— Боже мой, Анна! — воскликнула ее сестра. — Неужели тебе, кроме кавалеров, говорить не о чем? Мисс Дэшвуд подумает, что у тебя голова только ими и полна.

И, чтобы переменить разговор, она принялась восхищаться домом и мебелью.

Обе мисс Стил достаточно себя показали. Вульгарная назойливость и глупость старшей ничем не искупались, а красота и вкрадчивость младшей не помешали Элинор заметить, что в ней нет ни истинной благовоспитанности, ни душевной прямоты, и она вернулась домой без малейшего желания свести с ними более короткое знакомство.

Но мисс Стил и Люси были иного мнения. Они приехали из Эксетера с большим запасом восторгов, чтобы одаривать ими сэра Джона Мидлтона, его супругу, детей и всех его близких, а потому не поскупились на них и для его прекрасных родственниц: по их словам, столь красивых, изящных, образованных и обворожительных девиц они еще не встречали, и пылали желанием сойтись с ними поближе. И, как скоро обнаружила Элинор, сойтись с ними поближе и она и ее сестры были обречены, ибо сэр Джон был всецело на стороне девиц Стил, а при таком союзнике сопротивление оказалось бесполезным, и им пришлось терпеть ту короткость, которая означает, что люди почти каждый день проводят час-два в одной комнате. Большего сэр Джон достичь не мог, чего, впрочем, сам он и не подозревал, искренне полагая, будто проводить время вместе и быть друзьями — это одно и то же, и, до тех пор пока его непрерывные усилия