Внезапно черное подозрение оледенило меня: да ведь этот человек собирается изменить своей отчизне! Я глянул на грот-мачту: там развевался британский флаг. Я повернул голову и тут скорее почувствовал, нежели увидел вспышку и услышал оглушительный грохот, — озадаченный американский корабль ударил по «Леди Нипеан» из бортовых орудий так, что ядра пронеслись над самым носом нашего брига. Американцы, разумеется, тоже увидели наш флаг и решили, что мы намерены подойти вплотную, сцепиться с их судном на абордаж.

И тут то ли мой упорный взгляд, то ли гром пушечных выстрелов, уж не знаю, что именно, вывели капитана Коленсо из оцепенения, и когда нас окутало дымом, он выронил рупор и с искаженным лицом побежал к гакаборту отвязывать фал. Предатель совсем позабыл спустить флаг своей страны! Но было уже поздно. Пока он канителился с фалом, по шканцам ударил ружейный залп. Капитан вскинул руки, повернулся на каблуках и повалился навзничь к ногам рулевого, а флаг медленно опустился на него, словно затем, чтобы скрыть его позор.

Тот же час стрельба стихла. Во мне боролись презрение и жалость, влекло коснуться несчастного и обуревало отвращение, но тут какая-то женщина, я не вдруг узнал Сусанну, с воплем метнулась мимо меня и упала на колени перед трупом. Из-под пурпурных складок флага струился тоненький ручеек крови. Он пополз по палубе, приостановился у стыка двух досок и разлился там лужицей престранной формы. Я не сводил с нее глаз. Лужица удивительно напоминала карту Ирландии. Тут я наконец услышал, что мне что-то говорят, поворотил голову и увидел рядом тощего американца с квадратной челюстью, который уже успел подняться на бриг.

— Вы что, туги на ухо? Сколько раз повторять вам, что все это неслыханная глупость?

— Я и не думаю это оспаривать, сэр.

— "Леди Нипеан"! Не угодно ли! А кто там под флагом? Капитан? Так я и думал. Убит, а? Что ж, его счастье. А не то я охотно побеседовал бы с ним минут пяток: уж очень мне любопытно, чего ради он все это проделал.

— Что именно?

— Да привел свой корабль в здешние воды, — ведь коммодор Роджерс уже у Род-Айленда, никак не дальше. Видно, не из трусливых был. Ну, а вы какую службу несете на этом дьявольском корыте? Черт меня побери, ну и баб же у вас тут!

И в самом деле, три несчастные женщины, упав на колени, жалобно причитали над телом капитана. Мужчины все сдались, у них даже не было оружия, чтобы сложить его к ногам победителей, и теперь их собрали на шкафуте под охраной доброго десятка янки. Один лежал без чувств, двое или трое были в крови (их поцарапало летящими щепками): оказалось, что борт американского корабля — фута на полтора ниже бортов «Леди Нипеан» и американцы почти не причинили вреда тем, кто был на палубе, хотя в корпусе, надобно думать, зияло немало пробоин.

— Прошу прощения, капитан…

— Меня зовут Секкомб, сэр, Олфеус Секкомб, а шхуна называется «Манхеттен».

— Так вот, капитан Секкомб, я на этом бриге пассажир, и мне неизвестно, куда и зачем он направлялся и почему вел себя так постыдно, что я краснею за его флаг, хотя, замечу мимоходом, у меня довольно оснований этот флаг ненавидеть.

— Ну-ну, полноте! Вы просто пытаетесь вывернуться. Впрочем, я вас понимаю, ведь тут пахнет виселицей. А что с почтой, капитан ее утопил?

— Сколько мне известно, тут не было никакой почты.

Он с любопытством оглядел меня.

— А вы не похожи на англичанина.

— Надеюсь, что нет. Я виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив, бежал из британской военной тюрьмы.

— Ваше счастье, если вы сумеете это доказать. Ну, мы во всем разберемся. — Он обернулся и крикнул: — Кто тут у вас первый помощник?

Рубену Коленсо разрешили сделать шаг вперед. Он был ранен в голову, и на правой щеке у него запеклась кровь, но шагнул он довольно твердо.

— Отведите его вниз! — приказал капитан Секкомб. — А вы, мистер, как вас там, ступайте вперед меня. Вы поможете мне разобраться во всей этой истории.

В кают-компании он уселся во главе стола и лихо плюнул в дальний угол.

— Итак, сэр, вы первый помощник капитана на этом бриге, верней сказать, были первым помощником?

Пленник стоял между двумя конвоирами и теребил в руках свою вязаную шапчонку.

— Пожалуйста, сэр, скажите, мой отец убит?

— Послушай, Сет, мне тут негде развернуться.

Один из стражей, рослый молодой парень, подошел к иллюминатору и распахнул его. Капитан Секкомб невозмутимо и точно плюнул за борт и только потом ответил:

— Надо думать, убит. Как называется бриг?

— "Леди Нипеан".

— Пакетбот?

— Да, сэр, то есть…

— Ну, вот что, господин первый помощник, Коленсо-младший: отсюда до нок-реи рукой подать, и, чтоб вам не врать лишнего, я сам кое-что вам скажу. В августе прошлого года пакетбот «Леди Нипеан» под командой капитана Коленсо на пути в Галифакс повстречался с капером «Хичкок» близ южных берегов Ньюфаундленда и после двухчасового боя заставил его отойти. Были вы тогда на борту пакетбота?

— Да, при кормовом орудии.

— Отлично. На другой же день у тех же берегов ваш пакетбот повстречался с фрегатом Соединенных Штатов «Президент» под командой коммодора Роджерса и тут же ему сдался.

— Мы потопили почту.

— Верно, приятель. И все-таки этот герой с львиным сердцем обошелся с вами снисходительно, как истинный сын свободной страны. — Теперь голос капитана Секкомба гремел и переливался, точно у прирожденного оратора. — Он увидел, что вы истекаете кровью после вчерашней драки. Он накормил вас, как радушный хозяин дорогих гостей; он не позволил отобрать у вас ни малейшей малости. Более того, вспомните, что он вам пообещал? Он обещал отпустить вашего отца, его команду и пассажиров обратно в Англию на их же корабле, если они поклянутся честью, что возьмут на борт в Англии и доставят в Бостон такое же число американских военнопленных. Ваш отец торжественно поклялся в этом на Библии, и «Леди Нипеан» преспокойно отправилась восвояси, точно ягненок, спасшийся из волчьей пасти, с одним- единственным американским офицером на борту. И как же ответило ваше растреклятое правительство на подобное благородство и доверие? Да так, что распоследний клерк распоследнего стряпчего и тот сгорел бы со стыда. Оно отреклось от своего обещания. Прикрываясь отговоркой, будто никакой обмен военнопленными в открытом море не считается законным, вероломный тиран со своими клевретами заставил капитана преступить клятву и задержал бриг, а наш офицер вернулся домой ни с чем. Вашему отцу приказали вновь заняться своим прежним делом, ибо в стране, где людей силою загоняют в матросы, бессмертную душу не ставят ни во что. А теперь, господин первый помощник Коленсо, объясните-ка мне, как у вашего отца хватило наглости подойти на двести миль к берегам, где самое имя его смердит позором?

— Он хотел воротиться, сэр.

— Что-о?!

— Воротиться к вам в Бостон, сэр. Тут вот какое дело, капитан: отец был человек небогатый, а все ж кой-что отложил про черный день. И он не стал больше служить, хоть ему и позволили. Уж больно он маялся, что не сдержал слова. Мы в отце души не чаяли, можно сказать, так и жили одной семьей, хоть старшие уж и сами обзавелись женами да ребятишками, а кой-кто пошел в Редрут, на шахты.

— Ближе к делу.

— А я про дело говорю, капитан. Отец, стало быть, решил воротиться в Бостон. После того боя «Леди Нипеан» уже мало на что годилась. Ее оценили в тысячу двести фунтов, а Почтовое управление уступило ее нам за тысячу сто вместе с пушками, да ремонт стоил фунтов полтораста; счета вон там, в шкафу, сами поглядите. У отца было отложено фунтов пятьсот или малость побольше.