постоянные поломки уже достали, и я начал жалеть о его покупке. А если бы мы остались с командой, Клаудио мог бы пересесть к ним в машину. Теперь к нам на помощь пришли уже другие монголы. Двое были одеты по-западному. Третий, 97-летний старец в бордовой шелковой тунике и штанах, с розовым шарфом, обмотанным вокруг головы, уселся рядышком, закурил длинную деревянную трубку с металлической чашей и стал наблюдать, как те первые двое возятся со сцеплением. Посмотрев на все наши инструменты, разложенные рядом на траве, один из них что-то сказал остальным. Они засмеялись, и мне стало понятно его высказывание: инструменты есть, а умения нет. Мотоцикл они починили в два счета. Когда с работой было покончено, старик предложил нам затянуться из его трубки. Мы в ответ угостили его упаковкой кендалского мятного печенья и парой маленьких бутылочек виски.

Я уже смирился с тем, что в Россию мы не поедем, и много думал об этом во время езды. Путешествие займет всего три-четыре месяца, пришло уже время вести себя по-взрослому и перестать скучать по дому. Было в этом что-то жалкое — сидеть посреди Монголии и мечтать из нее выбраться. «Прими все как есть и не рыпайся», — сказал я себе. Пока в голове крутились такие мысли, вдали показался Баруунтуруун. Город, наконец-то. Чтобы до него добраться, нужно было переправиться через реку, по деревянному и уже почти развалившемуся мосту. Его опоры явно пошатывались. А сам мост — просто какой-то беспорядочный набор досок и железнодорожных шпал. Я решил, что мотоцикл он не выдержит, и стал снимать ботинки, носки и штаны.

«Наша первая переправа», — сказал я нервно. Рек мы боялись с самого Лондона. «Сначала я вброд пройду. Посмотрю, какое течение и глубина». Я вошел в воду и осторожно пошел к другому берегу.

«Здесь мелко! — прокричал я. — Нормально, перейдем!»

«Эй, ты только посмотри туда!» — прокричал в ответ Эван. На другом берегу пыхтел русский мотоцикл. Подъехав к мосту, он взял и осторожненько по нему проехал, пока я, как полный идиот, стоял без штанов в воде под ним.

«Извини, но лучше тебе все же по мосту поехать, — сказал Эван, когда мы отсмеялись. — Лично я в воду не полезу, если есть мост. А все-таки, какая там глубина?»

«Хватит, чтобы нарваться на неприятности», — ответил я.

Мост дико шатался и гремел, пока мы его по очереди переезжали, но до другого берега все же благополучно добрались. «И что теперь?» — спросил я.

«Поедим и поедем дальше, — ответил Эван. — Не дадим Рассу с Дэвидом нас догнать».

«Слушай, а может лучше их все-таки дождаться? Ребята же в аварию попали, хотелось бы своими глазами посмотреть, как они».

«Ты не хочешь ночевать с нами в палатке, Чарли?» — резко спросил Эван. «Хочу, просто…»

«То есть, тебя в этом что-то не устраивает?» «Да нет же, нет…»

«Я не хочу торчать с остальными лишь потому, что тебе так больше нравится».

«Я всего лишь хочу встретиться с Рассом, — сказал я. — Они, блин, в аварию попали, а мы должны поддерживать друг друга. Мне хочется посидеть с Рассом и поговорить с ним об этом».

Я посмотрел на Эвана. Он выглядел уставшим и одновременно взбудораженным. Мне очень хотелось увидеть Расса и Василия, и я надеялся на понимание со стороны Эвана.

«Ну, хорошо, — сказал Эван. — Наверное, ты прав. Я об этом как-то не подумал. Мы заночуем с Рассом и Дэвидом. Не вопрос, так и сделаем». Вот и все. Что мне нравится в Эване, так это его ослиное упрямство, которое тут же исчезает, если он начинает понимать: его мнение — не единственное или не самое лучшее. И злобы он при этом не затаивал. Дело сказано — дело сделано, и точка.

Баруунтуруун — довольно большой город, с очень веселыми и энергичными жителями. Там и сям на домах виднелись спутниковые тарелки, был магазин с бакалеей, одеждой, канцтоварами, водой, табаком и водкой. Мы купили кофе и шоколад. Эван уже падал от усталости. На улице нас тут же окружили местные, в том числе не один десяток детей, и все желали знать, как работают наши мотоциклы. Нас забросали советами, как, куда проехать, в какой гостинице остановиться, где лучше всего разбить лагерь. Потом подошел приятного вида монгол средних лет в дорогого покроя костюме. Он заговорил по-английски и рассказал, что сейчас живет в Улан-Баторе, а в 1997 году работал на «Кэмел-Трофи», когда она проходила в Монголии. Мы разговорились, и я стал показывать ему маршрут. Он нас «порадовал»: на протяжении следующих 100 км дороги лучше не станут. «Потом чуть-чуть полегчает, — сказал он, — а вообще места очень живописные». А самая хорошая новость была такой: последние 650 км дороги до Улан-Батора заасфальтированы. Мы на это даже не надеялись, и такая перспектива очень обнадеживала.

Потом подъехала наша команда во главе со «Зверем», который выглядел так, будто прокрутился в мясорубке. Я был в шоке. Лобовое стекло отсутствовало, и Дэвиду пришлось надеть горнолыжные очки, чтобы вести машину. «Не очень у нас удачный день выдался», — сказал он. С помощью веревки и блока они вытащили «Зверя» на дорогу, потом гидравлическим домкратом выпрямили ему крышу, чтобы дверца водителя закрылась. Задняя дверь была распахнута — она больше вообще не закрывалась.

Мы караваном покинули город и ехали еще где-то час, пока не остановились на вершине холма. После всего пережитого за этот день лучшего места для лагеря было не найти. Чистое небо, наконец-то без туч, на котором уже садилось оранжево-красное солнце. И самое главное — мы все собрались вместе.

«Мне кругом одни клещи мерещатся», — заявил Расс и рассказал, как где-то сразу после аварии он провел рукой по волосам и обнаружил выпуклость на черепе. «Ну и везет же мне, — подумал я. — Сначала авария, а теперь еще и клещ присосался. Потом этот «клещ» оказался осколком стекла, застрявшим в волосах».

«Хорошо вместе, — сказал я. — Сначала мы суп из яичек едим, и вот уже я слышу, что вы в машине перевернулись. Честное слово, я, пока был в шлеме, даже немного всплакнул — так переживал за вас».

«А знаете, какая музыка в машине играла, когда Расс ее перевернул? — спросил Эван. — Та песня «Coldplay», где в клипе парень в аварию попадает. Самая подходящая музыка для аварии».

«Бедный Василий, — сказал я. — Мало ему аварии и навалившегося сверху Расса, так еще и музыку оглушительную слушать пришлось».

Пока другие болтали и готовили еду, Эван отозвал меня в сторонку. «Хочу объясниться насчет своего поведения: я только и делаю, что смотрю на карту и с ужасом вычисляю, сколько еще надо проехать, — сказал он. — От этого портится настроение, а еще больше я раздражаюсь из-за своей первой реакции на настоящие трудности — желания позорно все бросить и сбежать».

Я ответил ему, что и сам чувствую то же самое.

«Но я-то думал, я гораздо сильнее, а теперь сам всех подвожу». Эван был к себе слишком уж суров.

«Да, здесь тяжело, очень тяжело, — сказал я. — Но еще тут очень красиво — на этом-то мы и должны сосредоточиться, поменьше надо думать о трудностях, знаешь ли. Никто не обещал легкой поездочки».

«Да я и сам знал, трудности будут, — сказал Эван. — Вот только не догадывался, что у меня появятся мысли типа «давай срежем, давай объедем стороной эту Монголию». Что это? Момент слабости, наверное».

Мы решили ехать дальше по новому пути и поклялись стараться воспринимать вещи проще. Нужно было больше оглядываться по сторонам. Любая дорога покажется трудной, если смотреть всего на пять метров впереди себя.

«Мне кажется, это еще из-за нашего представления о Монголии как о чем-то волшебном, — сказал Эван. — Якобы, все здесь будет идиллически прекрасно и легко. Поедем в девять, остановимся в три, поставим лагерь у реки и отправимся рыбачить. Но стоило нам здесь очутиться, как все оказалось совсем не так — ну, мы и сникли».

Следующий день начался хорошо. Мы поехали в горы, и это был самый чудесный утренний перегон за все время. Мы словно оказались в швейцарских Альпах. Вдали виднелись заснеженные горные вершины, а мы проезжали мимо юрт и кочевников, пасущих верблюдов, яков, лошадей, овец и коз. Нам попадались пышные зеленые пастбища и реки, текущие через сосновые леса. Благодаря хорошей дороге и красотам природы Эван был в хорошем настроении, но я никак не мог избавиться от страха, что эта благодать обязательно закончится и мы заблудимся. Я оказался прав: мы спустились в долину, где прошел дождь, и земля стала настоящим болотом. Всего за час дорога из идеальной превратилась в кошмарную. А больше