потому что у него будет хромая нога.

— Но как ты можешь знать об этом? — спросил крайне удивленный Жан.

— Тот, с кем я спала, был хромой.

Все бродяги затряслись от смеха. Сидевшая тут же за столом ля Поляк заметила:

— Считай, что тебе повезло, — ты видела, что твой клиент был хромой. А ты не путаешь? — она залилась оглушительным смехом. — А может, он был без…

Все продолжали смеяться.

Анжелика ненавидела Тухлого Жана. Ее маленькая обезьянка Пикколло, возбужденная громким смехом, прыгнула на плечо Тухлому Жану и вырвала у него на голове клок волос.

— Проклятое животное, — заорал он, защищая глаза и лицо.

Анжелика смеялась, довольная поступком своей любимицы. Она не скрывала своей неприязни к этому типу — продавцу детей, хотя многие его боялись из-за связи с Великим Керзом.

Жан ругался на чем свет стоит, потирая и без того почти лысый череп. Он уже докладывал Великому Керзу, что люди Каламбредена стали несносными и опасными. Они считают себя хозяевами. Но придет день, и они поплатятся за это.

Чтобы как-то успокоить его, ля Поляк пригласила продавца детей к столу выпить глоток вина. Она налила ему полную кружку бурлящего вина. Тухлому Жану всегда было холодно, даже в разгар лета. Должно быть, у него была рыбья кровь. Глаза его были сине-зеленого цвета, кожа всегда потной. По мере того, как он пил, ужасная улыбка искажала его лицо и рот, полный гнилых зубов.

Внезапно в дверях башни Несль появился старик, сзади которого шел его сын, малыш Дино.

— А вот и ты, мой красавчик, — сказал Жан, потирая руки. — Ну, старик, на этот раз решено. Я тебе даю 50 ливров за твоего сопляка.

Старик растерянно смотрел на него.

— Но что я буду делать с пятьюдесятью ливрами? И кто же будет играть мне на барабане?

— Ты научишь другого мальчишку.

— Но это же мой сын, — заплакал старик.

— Ты разве не хочешь сделать его счастливым? — спросил Жан, злорадно улыбаясь. — Ты только подумай, твой сын будет носить бархатный камзол с кружевным воротничком. Я тебя не обманываю. Я уже наметил знатного сеньора, ему-то я и продам твоего щенка. Он будет любимцем сеньора, а в будущем, если не будет глуп, его карьера обеспечена. — И Тухлый Жан потрепал светлые кудряшки ребенка.

Потом он обратился к мальчику:

— А как ты на это смотришь, Дино? Хотел бы ты иметь красивую одежду и есть из серебряной посуды?

— Я не знаю, — смущенно ответил Дино.

Он не представлял всего этого, потому что родился и вырос в нищете, как и его предки. Луч заходящего солнца, пробивавшийся в просвете дверей, озарил его кудрявую головку. У него были длинные загнутые ресницы, большие черные глаза и красные, как вишня, губы. С изяществом носил он свое платье, больше похожее на лохмотья. Мальчика можно было принять за маленького сеньора, собравшегося на маскарад.

«Какой красивый мальчуган, — подумала Анжелика. — Он был создан природой для роскоши и достатка, но его судьба распорядилась по-другому».

— Ну что, мы договорились? — снова завел свою песню Жан, взяв мальчика за плечи. — Пойдем со мной, мой птенчик.

Старика била дрожь.

— Нет, я не согласен! — завопил он. — Ты не имеешь права отнимать у меня моего сына!

— Но ведь я его у тебя покупаю, — возразил Жан. — 50 ливров — это целое состояние для такого нищего, как ты.

Он взял Дино за руку и направился к двери. Но там уже стояла Анжелика, направив в его сторону нож, как учила ее ля Поляк.

— Оставь ребенка, ублюдок, или я распорю тебе брюхо и выпущу всю твою рыбью кровь, — сказала она на воровском жаргоне.

Жан попятился.

— Я не разрешаю тебе забирать ребенка без ведома Каламбредена.

Что касается страха, она ничего не боялась. Она взяла Дино за руку и отвела его к плачущему отцу.

Лицо Тухлого Жана потемнело, в течение нескольких минут он не мог произнести ни слова. Как эта шлюха может противостоять ему, приятелю Великого Керза! Немного успокоившись, он выдавил из себя:

— Ну ладно, черт с тобой. Я подожду Каламбредена.

Он сел рядом с ля Поляк.

— Налей еще вина, — грубо сказал он ей.

— Каламбреден исполняет все, что хочет «маркиза», — прошептала она с завистью и восхищением Тухлому Жану.

Он злобно посмотрел в сторону Анжелики. Пока он пил, дверь открылась и женский голос произнес:

— Тухлый Жан здесь?

— Входи, — сказал Снегирь.

Было уже темно, свечи тускло осветили крупную женщину, рядом с которой стоял лакей с корзиной в руках. Она обратилась к Жану:

— Мы искали тебя на окраине Сен-Дени, но нам сказали, что ты у Каламбредена в башне Несль. Ты, наверное, обогнал нар на час, — продолжала она, поправляя воротник платья. На груди у нее сверкнул крупный медальон с цепочкой.

Мужчины, сидевшие за столом, с завистью смотрели на эту самку с пышной грудью.

Анжелика отошла в темный угол зала, легкий пот покрыл ее виски. В вошедшей женщине она узнала Бертилию, горничную графини Суассон, графини, которой всего несколько месяцев тому назад она продала Куасси-Ба.

— В чем дело? — спросил тем временем Тухлый Жан, допивая свое вино. — У тебя есть что-нибудь для меня?

Женщина вытащила из корзины сверток и подошла к нему. Это был новорожденный.

— Вот, — сказала горничная, — это тебя заинтересует.

С видом знатока Жан осмотрел «товар».

— Ну что ж, худой, но неплохо сложен. Я бы дал тебе за него 30 ливров.

— 30 ливров?! Да ты посмотри на него повнимательней. Ты не ценишь товар, который я тебе принесла.

Вдруг маленькое разбуженное существо зашевелилось.

— Боже мой! — воскликнула ля Поляк. — Да ведь на нем черные пятна!

— Тихо, это ребенок мавра, — прошептала служанка. — Он метис. Ты знаешь, какой он будет, когда вырастет? С черными глазами и кожей цвета эбенового дерева. Позже, когда ему будет пять-шесть лет, ты его продашь какому-нибудь сеньору за бешеные деньги. — Она вздохнула. — Кто знает, может, ты продашь его собственной матери, графине Суассон.

В глазах Тухлого Жана зажглись огоньки.

— Ну ладно, я даю тебе 100 ливров.

— Нет, 150.

— Ты с ума сошла! Хочешь разорить меня, прохвостка! Ты знаешь, сколько денег понадобится на его воспитание?

Начались торги. Пока они торговались, через черный ход вошли Каламбреден, Барко и несколько других бандитов.

— Как я могу тебе просто так поверить, что это сын мавра? — неуверенно спросил Жан.

— Я тебе клянусь, что его отец был черный, как днище закопченного котла.

Сидевшая рядом Фанни воскликнула: