чем! Постоянные компании, посиделки, дни рождения, выезды на озера, в бассейн, в рестораны…Жизнь холостяцкой компании, со всеми вытекающими безумствами. Слава богу, никаких особенных последствий этот «вольный» период не имел, все остались живы — здоровы и вполне довольны проведенным в «заложниках» временем.

Именно в те несколько месяцев 1990 года мы сдружились с группой советских футбольных тренеров. Они жили по меркам совзагранбыта роскошно, отдельные меблированные квартиры, вполне европейские апартаменты. По контракту с иракской стороны, платили совершенно другие деньги, нежели нам, служащим загранаппрата, так что ребята питались на славу, и когда пришло время уезжать, оставили нам (ну не выбрасывать же!) буквально гору прекрасных продуктов, банок-склянок, которые мы пару месяцев с удовольствием, вспоминая их, и уплетали.

Уже в конце моей командировки, в последний ее год, в Ирак приехал Женя Устинов в экономический отдел Торгпредства. Мы сразу нашли друг друга, стали тесно общаться — один возраст, похожие взгляды на жизнь. Но не во всем. Женя — финансист, и… футболист по жизни, а я совсем нет. Наше знакомство с футбольными тренерами имело и вполне прикладной характер, почти каждый свободный день мы организовывали футбол на посольской бетонной площадке. Собиралось человек 10–12, вполне хватало для игры. Я в футбол не играю, не люблю, да и дыхалки не хватает, вот я и пристроился работать шофером нашей сборной и по совместительству «тренером». Это конечно шутка большая, да и наглость с моей стороны, но ребята воспринимали это положение с юмором. Заслуженные мастера спорта, международного класса, они по-ребячески подыгрывали мне в этой игре. Мы сдружились с ними, общаемся и теперь, если выпадет оказия, вспоминаем с теплотой, как мы сидели «в заложниках». Известный наш тренер, бывший даже Главным тренером Российской сборной в 90-ые, Борис Петрович Игнатьев с хитрой улыбкой всегда при встрече вспоминает, как я его тогда «тренировал», выдавая установки на игру, вроде «по кромке, по кромке, по левому флангу работай!!». С ним рядом бегал еще один мой «подопечный», заслуженный мастер спорта Миша Фоменко из киевского «Динамо»… Много воды утекло с тех пор… Юрий Андреевич Морозов, к сожалению, уже умер, в 2005 году. В начале 90-ых в автокатастрофе погиб и Паша Костин, тренер «Таврии» в те годы…

В Багдад с середины августа стали стекаться беженцы, те иностранные рабочие, пакистанцы, индийцы, арабы из других стран, кого война застала в Кувейте. Как известно сейчас уже всем, а тогда только тем, кто там был, граждане стран Персидского Залива если и работают, то на чиновничьих должностях или держат бизнес. Основу рабочей силы экономик Кувейта, Эмиратов, Омана и пр. стран региона, процентов 90, наверное, составляют именно иммигранты, получающие за свой труд сущие копейки, но тем не менее за счет разницы в уровне жизни ухитряющиеся содержать свои многочисленные семьи у себя на родине. Наша, уже российская, нынешняя история с Таджикистаном, Узбекистаном и Молдавией очень похожа — то же бесправие, и те же «трудности перевода», в смысле интеграции в локальную экономику.

В начале сентября «палаточные» лагеря беженцев уже оккупировали все возможные районы багдадского центра. Крышей людям служили натянутые на каменные заборы одеяла и простыни, под углом в 45 градусов, под этими импровизированными «палатками» располагались тысячи и тысячи иммигрантов, кое-кто с детьми, с женами. Тут же они умывались, стирали, готовили на примусах пищу, передвижных туалетов я что-то не замечал… Тысячи индийцев, бангладешцев и пакистанцев смиренно ожидали возможности выезда из Ирака, через иорданскую или сирийскую границу, а пока просто жили вдоль длинных багдадских заборов, особых хлопот жителям не доставляя, но и не облагораживая эстетически пейзажи городских улиц. Нам их было искренне жалко.

Кувейт по сравнению с Ираком был всегда «меккой» шоппинга и несоизмеримого достатка командировочных. Командировка в Кувейт, особенно «длинная», считалась большой удачей. Наш бывший Торгпред, Олег Борисович, в результате слияния МВТ и ГКЭС в 1988 г., и преобразования их в единое Министерство Внешних Экономических связей, лишился своей должности в Ираке, но тут же был откомандирован именно в Кувейт, что можно было вполне расценивать, как карьерный рост. В августе же 1990 г. караван эвакуирующихся сотрудников советских загранучреждений в Кувейте, через Багдад отправлялся на родину, в СССР, как же они ругались, как же поносили Саддама и его режим!!! И я их понимаю, у многих реально рушились судьбы, рушилась мечта скорого материального достатка. И все из-за кувейтской авантюры иракского диктатора.

Багдад наполнился различными невиданными доселе товарами, реквизированными из кувейтских магазинов и складов. Недалеко от площади Тахрир, стихийно образовался огромный вещевой рынок, немедленно получивший название «Воровской», ибо таковым он и являлся, по сути, здесь за полцены, за треть, а иногда вовсе за бесценок сбывались вывезенные из Кувейта товары. Можно было за 100 долларов США купить, например, настоящий швейцарский «Patek Philippe». В результате международной изоляции реальные американские деньги в Ираке в то время приобрели огромную ценность, покупательная способность их резко выросла, и те, у кого эти дензнаки оказались в загашнике, чувствовали себя на коне. Одна беда — из Ирака и раньше-то запрещалось вывозить многие товары, вроде аудиотехники, а во время изоляции и блокады — вообще ничего, кроме собственной одежды и необходимых бытовых аксессуаров. Иракцы воодушевленно выкидывали все, что можно из багажа отъезжающих, беженцев или просто откомандированных, когда уже частично стали открывать небо, в октябре. Перед глазами стоят до сих пор горы одежды, в упаковке и без, рядом с таможенным постом в международном аэропорту им. Саддама.

В одну из предыдущих турпоездок в Кувейт я купил настоящий японский пылесос 1300 ватт мощности!!! В СССР, если кто не помнит, таких элегантных, мощных приборов быта не существовало в принципе, ибо ревущие «ракеты» и «вихри», чудовищное порождение конверсии в военно-промышленном комплексе, по функциональности и эстетике дизайна конкуренцию явно проигрывали. Пылесос был разобран на детали до возможной степени дезинтеграции, дабы не вызвать подозрений у таможни, и запакован в несколько различных коробок, вместе с другими вещами отъезжающего в Союз тренера Паши Костина. «Ну уж его-то трясти не должны», — успокаивал себя я. Отношение к спортивным тренерам, находящимся под патронажем самого Уддэя Хусейна, было особым.

Мы просчитались!!! Пашу стали «трясти», как самого обычного человека. Сделать уже ничего нельзя, иракские таможенники с остервенением выбрасывали отдельные части моего любимого пылесоса National, а Паша судорожно хватал их за руки, апеллировал к совести и грозил карами… Я страдал, наблюдая за этой жуткой сценой грабежа из-за стеклянной перегородки. Но все-таки чудо случилось: через какое-то время к таможенникам подошли люди в штатском, вызванные, видимо, провожающими спортивными функционерами, из иракцев, и мой блестящий, новенький, бежевый пылесос, вернее детали от него, были возвращены Паше.

Он таки довез его до Москвы!!! Потом, помню, я его долго собирал обратно в работоспособное состояние… И служил он мне верой и правдой много лет, напоминая об аннексии Кувейта лучше, чем все документальные фильмы вместе взятые. Которых, кстати, не сказать чтобы много. Да если честно, я вообще таковых не видел. Неужели не интересно мировой общественности узнать, как тогда это было? Да, потом была «Буря в пустыне», гораздо более драматические события, были бомбардировки города, сидение в «трубе-бомбоубежище» в Посольстве, потом была эвакуация через иранскую границу последних оставшихся в Багдаде советских дипломатов и сотрудников Торгпредства (Женя Устинов был в их числе). Но я ничего этого уже не видел — в ноябре 1990 г. я благополучно эвакуировался, получив «выездную» иракскую визу.

В аэропорту им. Саддама за нами бегали с «мохнатыми» микрофонами на длинных палках толпы иностранных журналистов, пытаясь хоть у кого-нибудь взять интервью… Отъезжающий народ их чурался, да ну его к шуту, скажешь еще что, вдруг выезд закроют… Правду-то все одно не скажешь! Меня это забавляло, начался какой-то отъездной кураж, и я ответил что-то журналистам, тут же за мной встал немым укором какой-то неприметный мухаббаратчик, но я предупредил его недружественные действия, немедленно перейдя с английского на более понятный ему арабский: