но найду то, что хотел, и мы благополучно вернемся назад.

Прежде чем Арья успела ответить, Эрагон выпустил ее руки и взлетел Сапфире на спину. Толпа снова закричала, увидев, как он садится в седло. Он помахал варденам на прощание, и они радостно зашумели в ответ, топая ногами и стуча по щитам рукоятями мечей.

Эрагон заметил, что Блёдхгарм и его эльфы собрались, почти невидимые остальными, за его палаткой, и кивнул им; они попрощались с ним точно так же. План Блёдхгарма был прост: Эрагон с Сапфирой поднимутся в воздух, словно намереваясь в очередной раз осмотреть окрест­ности — они это делали постоянно, пока армия пребывала на марше, — а потом, сделав над лагерем несколько кругов, Сапфира скроется за облаками, и Эрагон произнесет за­клинание, которое сделает ее невидимой для тех, кто сле­дит снизу за их полетом. Затем эльфы поднимут в воздух двойников, которые и займут место Эрагона и Сапфиры на все то время, пока будет продолжаться их путешествие. Так что именно двойников и увидят те, кто наблюдает за ними с земли. И эльфы очень надеялись, что никто не за­метит подмены, когда дракон и его Всадник вновь выныр­нут из облаков.

С привычной легкостью Эрагон затянул ремни на но­гах и проверил, надежно ли закреплены седельные сумки у него за спиной. Особенно заботливо он проверил ту, что слева, ибо в ней, старательно закутанная в одежду и одея­ла, находилась выстланная бархатом шкатулка с драгоцен­ным сердцем сердец Глаэдра, с его Элдунари.

«Нам пора», — услышал он мысленный призыв старого дракона.

«На остров Врёнгард!» — воскликнула Сапфира, и весь мир завертелся и закачался перед Эрагоном, когда она, подпрыгнув, взлетела с земли, и громкий шелест заполнил все вокруг — это дракониха, развернув свои могучие кры­лья, так похожие на крылья летучей мыши, стала подни­маться все выше и выше в небеса.

Эрагон крепче ухватился за острый шип у нее на шее и пригнул голову, защищая лицо от свирепого ветра, вы­званного быстрым подъемом. Глубоко вздохнув, он попы­тался отогнать тревожные мысли о том, что оставил поза­ди, и о том, что может ждать их впереди. Впрочем, теперь ему оставалось только надеяться. Надеяться, что Сапфира успеет долететь до острова Врёнгард и вернуться обратно, прежде чем Империя решит нанести варденам очередной удар. Надеяться, что Роран и Арья будут в безопасности. Надеяться, что впоследствии ему каким-то образом все-таки удастся спасти Насуаду. Надеяться, что этот полет на остров Врёнгард был правильным решением, ибо он по­нимал: неизбежно приближался тот день, когда ему все же придется лицом к лицу сразиться с Гальбаториксом.

42. Пытка неопределенностью

Насуада открыла глаза. Сводчатый потолок был облицо­ван плиткой и расписан угловатыми узорами красного, синего и золотистого цвета; это сложное переплетение ли­ний надолго привлекло к себе ее внимание, заняв все мысли.

Наконец она заставила себя отвести глаза от этой сво­дящей с ума игры линий и красок.

Ровный оранжевый свет струился из какого-то источ­ника у нее за спиной. Свет был достаточно сильным, и она смогла разглядеть все это странноватое помещение вось­миугольной формы, но все же этот свет не мог развеять тени, которые жались по углам, точно угрожая ей.

Насуада сглотнула, чувствуя, как сильно пересохло горло.

Она лежала на чем-то гладком, холодном и неприятно твердом — скорее всего, это был камень, которого она каса­лась голыми пятками и пальцами рук. Холод пробирал ее до костей; и она догадалась, что на ней ничего нет, кроме тонкой белой сорочки, в которой она спала.

«Где я?»

Воспоминания нахлынули все разом, лишенные како­го бы то ни было смысла и порядка: и эта безумная каваль­када мыслей и образов вломилась в ее сознание с силой, ощутимой почти физически.

Насуада охнула и попыталась сесть. Надо немедленно вскочить и бежать отсюда, даже сражаться, если придется! Но обнаружила, что не может не только сесть, но сдвинуть­ся хотя бы на пару сантиметров в сторону. Руки и ноги ее были перевиты мягкими, но прочными путами, а толстый ремень не давал ни приподнять голову, ни повернуть ее вбок, прижимая ее к каменной плите.

Она попробовала рвануться, но путы были слишком прочны — не вырваться.

Выдохнув, она бессильно обмякла и снова уставилась в потолок. Стук сердца барабанным боем отдавался в ушах. Жара душила ее, иссушала тело, щеки горели, руки и ноги были словно налиты расплавленным свечным салом.

«Значит, вот как я умру?»

На мгновение отчаяние и жалость к себе чуть не свели ее с ума. Она ведь только начала жить, и все же ее жизнь вот-вот кончится, причем таким жалким образом! Она не успела сделать ничего из того, на что так надеялась. Ей не удалось ни завершить эту войну, ни полюбить кого-то, ни родить ребенка, ни просто пожить. Ее единственны­ми «детьми» были сражения, трупы, дребезжащие хозяй­ственные обозы, бесконечные военные планы, клятвы верности, которые теперь ничего не стоят, и хромающая, неустойчивая, то и дело распадающаяся на отдельные фракции армия, предводителем которой теперь, навер­ное, стал Всадник, еще более юный, чем она сама. А от нее останутся только воспоминания. Она была последней в своем роду. Когда она умрет, не останется никого, чтобы его продолжить.

Думать об этом было больно, и Насуада ругала себя за то, что не родила детей, когда это вполне можно было сделать.

— Прости меня, — прошептала она, видя перед собой лицо отца.

И все же она постаралась взять себя в руки и отбро­сить все эти отчаянные мысли. Единственное, что может помочь ей в сложившейся ситуации — это умение держать себя в руках, и она не намерена была терять контроль над собой во имя сомнительного удовольствия находить оправдание своим сомнениям, страхам и сожалениям. Пока она владеет собственными мыслями и чувствами, она не совсем беспомощна. Это самая маленькая из сво­бод — свобода ее собственной души, — но надо быть благо­дарной и за такую свободу, а понимание того, что даже это могут у нее в любую минуту отнять, еще более укрепляло ее решимость непременно этой свободой воспользоваться.

И потом, у нее остался последний долг, который она обязана исполнить: она должна изо всех сил сопротив­ляться тем, кто будет ее допрашивать. А для этого нужно полностью владеть собой. Иначе долго ей не выдержать.

Насуада замедлила дыхание и сосредоточилась на спо­койных вдохах и выдохах, позволив ощущению наполня­ющихся и освобождающихся легких доминировать надо всеми остальными ее чувствами. Когда она достаточно успокоилась, то попыталась решить, о чем ей сейчас мож­но думать без опаски. Увы, слишком многие темы были опасны — для нее самой, для варденов, для их союзников, для Эрагона и Сапфиры… Она понимала, что существует слишком большое разнообразие вопросов, с помощью ко­торых ее пленители могут извлечь из нее именно те све­дения, за которыми и охотились, и решила держаться той крошечной горстки воспоминаний, которые казались ей наиболее добрыми и невинными, стараясь ни к чему иному мысленно не возвращаться.

Короче говоря, она попыталась как бы создать себе новое, упрощенное сознание, чтобы, когда ее начнут до­прашивать, можно было бы с неподдельной честностью изобразить полное неведение. Это был довольно опасный путь, ведь для этого ей нужно было поверить в созданную ею самой ложь, и она понимала: если ей когда-нибудь удастся освободиться, у нее могут возникнуть определен­ные трудности, когда она захочет вернуться к своему ис­тинному «я».

Но, с другой стороны, у нее не было ни малейшей на­дежды на побег или освобождение. Единственное, на что она осмеливалась надеяться — попытаться сбить своих изобретательных пленителей с толку.

«О, богиня Гокукара, дай мне сил вытерпеть те испыта­ния, что ждут меня впереди! Следи за своим маленьким со­венком, а если мне суждено умереть, унеси меня отсюда… унеси меня на поля моего отца!»

Взгляд Насуады блуждал по выложенным плиткой стенам и потолку комнаты; казалось, она старается

Вы читаете Наследие
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату