Тело продолжало рваться, пытаясь освободиться и вдохнуть воздух. Рой стал шептать что-то Элгину на ухо, пытался успокоить, говорил, что все будет в порядке. И на секунду Джош подумал, что ему удалось успокоить Элгина — его глухие стоны стихли, грудь перестала вздыматься, а воздух наполнился вонью, мерзкими запахами мочи и говна.

Джош отшатнулся. Он все еще слышал, как бешено колотится сердце Элгина, умоляя о свободе, прежде чем остановиться навсегда. Теперь все было кончено, и наступило долгожданное спокойствие. Рой отвязал Элгина и недовольно поцокал языком, разглядывая свежие следы на запястьях, затем поправил простыню и с гримасой отвращения подоткнул ее под Элгина. Он положил бинт на лицо Элгина, криво, как плохо прилаженный парик.

— На твоем месте, — сказал Рой, — я бы уже давно отправился в кроватку.

Не помню, как добралась домой. Но осознала, где нахожусь, лишь когда въехала на дорожку, ведущую к моему гаражу. Я была в сознании, но действовала машинально. Оказавшись дома, сняла ботинки и парку. На кухне увидела, что в кошачьей миске с водой плавают кусочки сухого корма. Холодильник опять потек, и я наступила в лужу. В спальне переоделась, чувствуя себя больной и разбитой. Я повесила на стул форму, надела рубашку, тренировочные брюки и тапочки.

Затем включила компьютер. Он долго загружался. Я посмотрела на визитку, там был только адрес сайта — бессмысленный набор букв, написанных в строчку и напоминающих ссылки, которые приходят в письмах со спамом, — а также пароль: NOYFB. Я запустила браузер и набрала адрес.

Выскочило окошечко для пароля, и я ввела его. Экран замигал, и открылся видеоплейер. Я подождала, пока видео загрузится, и нажала на воспроизведение. Появилось изображение, явно снятое любительской камерой. Сначала возникли титры: «Ночная прогулка». Название было написано простым белым шрифтом. Затем по экрану, словно снежинки, поплыли палочки-леденцы и ветки омелы — простейшая анимация, которую можно соорудить в программе «Power Point». Экран замигал, и появился еще один титр: «Социальный клуб Дитмарша представляет». Внизу был символ, напоминающий логотип. Круг и три перевернутых треугольника — свирепая физиономия тыквы. Что еще за социальный клуб Дитмарша?

Я почувствовала неприятное покалывание в желудке, словно это первый симптом страшного, неизлечимого заболевания, разъедающего внутренности. Человек с камерой в руках шел по коридорам Дитмарша. Бесконечные двери камер с отверстиями на уровне пола и пояса. Изолятор. Оператор остановился перед одной из камер и вежливо постучал в металлическую дверь. В отверстия просунулись сначала руки в наручниках, а затем — ноги. Дверь отворилась, и в камеру вошел надзиратель, которого снимали ниже груди. Через минуту вывели закованного зэка. Но я заметила, что кандалами дело не обошлось. На глазах у него была лыжная маска, закрытая фольгой, а на ушах — наушники вроде тех, что носят сигнальщики на аэродроме для блокирования всех звуков. «Слепого» и «глухого» зэка вели под руки. Его окружал отряд из шести неопознанных офицеров, которые приветствовали друг друга, а их голоса отдавались глухим эхом. Оператор вышел на улицу. Была ночь. Камера сделала панораму. Я увидела стены Дитмарша со стороны двора. Снега не было. В небе сияли звезды. Я услышала голос: «Как же холодно, вашу мать», но не узнала говорящего.

Место действия опять сменилось. Дверь распахнулась, и передо мной возникла комната административного корпуса, заполненная народом. Собравшиеся криком поприветствовали оператора. Камера стала поворачиваться то в одну, то в другую сторону, словно здороваясь с окружающими оператора людьми. Затем камеру установили на штатив. В объектив посмотрел один из надзирателей, проверяя, насколько хорошо она закреплена. Это был Дроун. Затем камеру снова взяли в руки.

Это напоминало видео со студенческой вечеринки. Обычное для мужчин-надзирателей поведение. Алкоголь лился рекой, все громко смеялись и непристойно шутили. Если Руддик хотел доказать, что офицеры охраны развлекаются в рабочее время, приносят выпивку и слушают музыку, ему это удалось. Но мне было абсолютно все равно.

Затем поведение моих коллег стало совсем уж непотребным. Один из офицеров охраны снял штаны и стал расхаживать по комнате с голым задом. Я увидела женщину-надзирателя, которая медленно извивалась под музыку, словно стриптизерша. Кажется, это Кони Полтцоски — довольно грубая женщина сорока с небольшим лет. Она много пила и курила. А теперь еще и унижала себя на глазах у целой компании мужиков. Наверное, люди вроде Руддика считают это омерзительным. Но я продолжала смотреть.

Место действия снова поменялось. Похоже, вечеринка завершилась или подходила к концу. Я расслышала шаги и чьи-то голоса. Камеру снова взяли, и в объективе возникло странное лицо. Размазанная помада на губах. Глаза, подведенные черной подводкой. Испуганный взгляд. Когда оператор отошел назад, я узнала заключенного, одетого в коктейльное платье без бретелек. Как же было его имя? Все называли его Скважиной. Он был хрупким и застенчивым, но все равно казался нескладным, мужеподобным и неуклюжим в туфлях на шпильках. Камера сделала панораму, и я увидела, что лица офицеров закрывают колпаки. Меня так поразил их внешний вид, что я не сразу поняла, кто передо мной. Колпаки были сделаны из серой фланели. Они свободно спадали на плечи, так, что их нужно было постоянно поправлять.

Я беспомощно наблюдала, как надзиратели обступили Скважину. Они заставили его залезть на стул в своих туфлях на шпильках. Камера поднялась вверх, и я увидела, что на шее у Скважины веревка из простыни. Его глаза были полны ужаса. Он плакал. Чей-то приглушенный голос велел ему заткнуться. Чья- то рука поднесла электрошокер к телу Скважины, и он отклонился в сторону, боясь, что в любой момент его может ударить током. Я услышала, как кто-то выругался. Ему стали зачитывать обвинения. Он был наркоманом и гомосексуалистом. Он отказывался повиноваться. За это он должен понести наказание. Кто- то выбил стул у него из-под ног. На одно ужасное мгновение Скважина завис в воздухе, а затем, как мешок, рухнул на пол. Все громко засмеялись.

Его подняли и снова надели на шею петлю, и он опять стал умолять, чтобы ему сохранили жизнь. Его крики были ужасны. Стул опять выбили у него из-под ног, и он, как и в прошлый раз, упал. Надзиратели продолжали смеяться, пока Скважина кашлял и отплевывался. Садистское наказание повторилось в третий раз, после чего один из надзирателей поднял его и обнял. Он сказал Скважине, что теперь тот заново родился и душа его спасена. Кто-то рассмеялся и велел ему больше не грешить. Я не узнала ни один из этих голосов.

Экран почернел. Я услышала, как где-то в темноте истерично загудела машина. Наступил Новый год.