Лук беды – натянут невзначай…И звенит, звенит в руках свободыДрагоценной чашею Китай.1927
2. 20 МИНУТ
Выходи на простор, на звенящий тревогою воздух,И в шуршащих газетах заглавные строки читай —И поет налету и качает вечерний наш роздых,И горит над толпою крылатое имя – Китай.Вот опять и опять льются в мартовский сумрак знакомыйПо дрожащим антеннам те двадцать минут буревых —И плывет без конца, мимо залитых светом райкомов,Море красных платков по сплетенным бульварам Москвы.Это – здесь. А у них – в этот миг нарастает другое:Каждый камень Нанкина захлестнут смертельной игрой,И, сквозь меткий обстрел, человеческим мутным прибоемБьется гневное море о борт канонерки чужой.Всё запомнится навек, всё скажется в жатве богатой:Мерный стук телеграфа. Колеса, дробящие путь…И под кожаной курткой, в кривых переулках Арбата,Нам английский свинец обжигает упорную грудь.1927
3. НЕ КРЕПОК ЛИ ЧАЙ?
Утром за завтраком, «Таймс» свой листая,Худо вам в Лондоне, мистер Олл Райт, –Из опрокинутой чаши КитаяПить на крови настоявшийся чай.Худо ль на древнем китайском фарфоре –Стерпит и это чужая земля –Маркой поставить корону над морем,С надписью «боже, спаси короля».Но неуклонно, за пулями следом,Смело, под шелест кровавых знамен,Входит крылатая джонка победыВ освобожденные воды времен.В воздухе, звонком как клич Гоминдана,Славою вычерчен вольный Шанхай. –Рано губами причмокивать рьяно:Эй, джентльмены, не крепок ли чай?1927
ПЕРВОЕ МАЯ
Уже нам трудно заучитьУзоры льда и ветер снежный –И солнца ломкие лучиТеплеют медленно и нежно.И тяжело струится пыльНа камни выветренной славы.Адмиралтейский тусклый шпиль…Веками стертые заставы…Дымок над бледною НевойВ ее гранитной колыбели…Таким он врезан, город мой,В день догорающий апреля.Но вот – тихонько ночь легла,Чтоб утром вывести иное:Москвы литые купола
