Пианист  А. И. Шнейдер-Тагилец в 17 лет стал тапером в провинциальном публичном доме. Через пятнадцать лет он, поработавший за это время в нескольких десятках борделей в разных городах России от Уфы до Нижнего Новгорода, написал воспоминания о жизни тех, кто работает в домах терпимости.

Публикуется с сокращениями по изданию: Шнейдер  А. И. Жертвы разврата. Мои воспоминания из жизни женщин-проституток. Уфа, Электр. типо-лит. Ф. Г. Соловьева и К°, 1908.

Первое время я смотрел на все окружающее меня в домах терпимости малосознательно, но с годами я начал все глубже и глубже вдумываться и задавать самому себе вопросы, кажущиеся на первый взгляд не сложными, но труднообъяснимыми: зачем, для чего учреждены эти растлевающие молодежь, и вообще человечество, притоны? И, к сожалению, до сих пор не нашел удовлетворяющего меня ответа. Проходят столетия, народ размножается, размножаются и эти блудные притоны, что и доказывает, что этими вопросами мало интересуются, а не мешало бы ими заинтересоваться. К сытым, ожиревшим содержательницам домов терпимости, именуемым бандершами, приходит полунагая, полуголодная девушка, иногда 14, 15, 16, 17 лет. Какие же условия существуют в домах терпимости по найму павших женщин-проституток и какую награду они получают за свой, варварски-безнравственный труд?

Условия бывают разными, а именно:

1) Вновь пришедшая девушка принимается в качестве проститутки, ей дается бесплатное содержание и комната для приема посетителей, затем вырученные ею деньги, получаемые хозяевами, записываются в книгу и через некоторое время при подсчете делятся между предпринимателями и проституткой, по равной части, отчего и принято у них называть: жить из половины; но, конечно, деньги, вырученные проституткой, не попадают ей, а вместо них ей даются вещи, белье, платье; верхняя одежда: зимняя, весенняя, летняя и осенняя, но это, конечно, той, которая много выручает, а некоторые так и треплются в одном платьишке. Вещи тут же изнашиваются и в результате получается то, что она живет и тратит свое здоровье и губит жизнь исключительно за одни тряпки.

2) Девушку принимают «годовой», это значит, что она обязана прожить у хозяев год, и ей дается также готовое содержание и комната, дают ей полдюжины сорочек, три или четыре платья (тоже по усмотрению хозяев, если она зарабатывает много, то и вещи ей дают получше и наоборот), две или три пары ботинок с калошами и верхнее платье; платье и белье, конечно, тут же изнашиваются, и они по прошествии года, истрепанные-то, остаются в пользу ее, верхняя же одежда дается одна, смотря по тому, когда кончается год: если зимой, то зимняя, весной — весенняя и т. д., деньги же, вырученные в течение года, поступают в пользу предпринимателей. Вот и условия найма. Но нужно заметить, если «годовая» девица хотя день или два не дожила до года, то от нее все отбирают, и она уходит почти нагая, и это нередко.

Девушка, поступившая в дом терпимости, подвергается медицинскому осмотру, и ей выдается местной полицией билет на право занятия пагубным промыслом. В этом же билете делается отметка доктором о состоянии здоровья проститутки, осматриваемой им раз в неделю, а в некоторых городах два, три раза в неделю. Больную женщину-проститутку кладут на излечение в земскую или городскую больницу, конечно, за плату, уплачиваемую по окончании лечения хозяевами, которые в свою очередь вычитают с женщин из вырученных ими денег, таким образом, за лечение уплачивает сама же проститутка.

Смотря по серьезности болезни, некоторые женщины-проститутки бывают на излечении очень подолгу и иногда бывает так: по выходе из больницы снова заражаются и опять попадают в больницу, и частое лечение, конечно, сильно отражается на их организме, в конце концов женщина начинает чахнуть и преждевременно расстается с жизнью; это удел каждой из них. Вот награда проститутке за ее бесчеловечно-пагубный, безнравственный труд.

Редкая проститутка, прожившая в доме терпимости год или два, была бы довольна своим положением, она в течение такого сравнительно короткого времени основательно знакомится со всею грязью и пошлостью навязанного ей по молодости и неопытности безнравственными гадкими людишками ремесла, и ею овладевает полное раскаяние. Я говорю «навязанного», потому что бывают такие случаи: молоденькая девушка ищет место прислуги и случайно попадает на факторшу (она же сводня), и вот эта факторша соглашается найти желаемое место для девушки и конечно приводит ее в дом терпимости (за это она получает от хозяйки известное вознаграждение), и вот тут она остается служить сначала в качестве горничной, а по прошествии некоторого времени несчастную девушку подпаивают незаметным образом в лимонаде или в чае, с прибавлением известной дозы коньяку и укладывают ее в постель с закутившим купчиком или купеческим сынком и вообще с мужчиной, любителем сладострастия, и почти в бессознательном состоянии совершают гнусное насилие, иногда даже над «невинной» девушкой, получая за это большую плату, чем за обыкновенную уже развращенную проститутку.

Плата за проститутку устанавливается самими предпринимателями, смотря по обстановке дома: чем роскошнее обстановка, тем и плата дороже, и наоборот. Отсюда происходят названия домов терпимости: полтинишное, рублевое, двухрублевое, пятирублевое и т. п. Пятирублевым, или зеркальным, называется такой дом терпимости, где имеется зеркальная, английского фасона, кровать: это обыкновенная кровать с приделанным к ней деревянным балдахином, задняя и боковые стенки, а также и потолок сплошь сделаны из зеркальных стекол, так что процесс совокупления виден кругом; это особая роскошь для развращенных до мозга костей мужчин, которые не жалеют десятки рублей потратить на разные напитки вроде коньяку, рябины, шампанского и пр., чтобы удостоиться созерцанием своей собственной персоны, совершающей пошлый безнравственный поступок при свете электрической лампочки.

Я не знаю, мне думается, что подобного сорта богатенькие людишки никогда не задавали себе