— А как идет дело с разменом квартиры? — как бы случайно спросила мама.
А папа посмотрел на нее говорящим взглядом: охота тебе слушать много вранья?
— Мы с бывшей женой сами разбираемся, все идет процессуально, времени абсолютно нет... отчет, вокзал, билет... дискеты...— И брат схлынул, шумя и пенясь.
“13 мая 1996.
Сегодня увидела во дворе, что Алеша Загроженко играет с Мартиком Вероники, но потом пригляделась: это Мартик пристает и прыгает, а Алеша неохотно ему отвечает.
— А Тургенев, сын Ахматовой,— спросила я,— сколько языков выучил в лагере?
Папа подчеркнуто умно нахмурился, как делает, когда он хочет что-то отмочить:
— Ну, наверно, не меньше, чем Гете, сын Евтушенко...
Мама мчалась кисточкой по тарелке, выписывая Цветаеву, покрытую трещинами. Она воздела к потолку руки с тарелкой и кисточкой:
— И это моя дочь!
“Я просто спутала похожие фамилии, на самом деле я знаю, что у Ахматовой сын — Лев Гумилев. Папа тут же меня извинил и даже сделал умнее, чем я сама о себе думаю:
— Устами младенца глаголет истина. Тургеневский Базаров материалист, режет лягушек, рефлексы там изучает... И Лев Гумилев в Бога не верит.
Папа говорит всегда умно, потом вдруг резко — еще умнее, у меня аж дух захватывает. Все становится понятно. Но потом папа поднимается еще выше — на одну ступень. И я перестаю понимать. Вообще! Словно слышу не слова, а ультразвук! И мне хочется вырасти, чтобы подняться еще на один этаж ума. Чтоб все понимать. Вот вдруг папа сказал, что к материи нужно относиться, как к козлу. Почему? Я ничего не поняла”.
“13 мая, вечер.
Оказывается, папа имел в виду, что к материи нужно относиться, как ко злу, а я думала — как к козлу!
— Ну ты точно: Тургенев — сын Ахматовой! — смеется надо мной Маша.
А мне не до смеха. Сегодня на треньке не было Алеши, а Наташа сказала: он будто бы не поедет с нами летом на сплав, а будет мыть машины на автозаправочной станции. Чтобы заработать на кодирование своей мамы от водки, от вина. И будто бы хочет купить сестре Лизе куртку у мамы Вероники — Изольды. Кстати, когда наша мама узнала, что Вероника не стала с нами дружить из-за того, что мы ходит во всем старом, сразу сказала:
— Господь этим спас вас от боЂльшей беды! Да-да. Может, потом бы Вероника отбила жениха вашего — с ее-то знанием языков, одеждой...
А папа добавил, что одежда — напоминание о грехопадении, не больше.
В раю Адам и Ева ходили без одежды”.
— Поэтому к материи нужно относиться, как ко злу? — спросила Таисия.
— Материю Бог создал, и в ней две стороны. Человек сам выбирает... Или он ценит одежду за то, что она от холода спасает, от микробов... Или хвастается, что богато одет.
У папы это была любимая мысль: все зависит от личного выбора человека, в тайне выбора все ответы на все вопросы. Таисия не хотела об этом даже думать, потому что вдруг завтра Алеша выберет другую девочку, и что тогда ей, Таисии, делать? Тайна выбора — это у-у-у тема, которая не по силам маленькой Таисии.
— Мама, а детям работать ведь можно? Машины мыть... я имею в виду мальчикам!
— Таисия, мальчикам это особенно вредно: у них дыхание глубже, чем у девочек, они быстрее отравляются. От этого, знаешь, даже дети могут родиться больными.
“Мама иногда бывает умная, а иногда нет. А иногда — вообще ничего не понимает, как с жилеткой! Сейчас я спрятала жилетку за тумбочку с телевизором, там электричество, мама не заглядывает. А ведь хочется, чтоб родители были умные кругом, как бывают круглые дураки!!!”
Димона что-то прямо тянуло в “Детский мир”. Он снова быстрым шагом прошел по первому этажу — мимо заводных танков и самолетов, при этом почему-то устал, словно сделал крюк длиною в один километр. Устал и усталыми глазами стал смотреть на мягкие игрушки. Красивых коров с добрыми глазами из Голландии уже не было. Вместо них появились бегемоты. Нет, ничем не лучше они коров. Вот маленькие трудолюбивые ослики, они Димону понравились, но ведь тоже намек не тот. И снова пошел он к полке с медведями. Видимо, коми-пермяцкий архетип бродил в его генах. Медведь — тотем, покровитель одного из крупнейших коми-пермяцких племен.
Он взял медведя в кепке: лихой и в то же время деловитый вид у зверя. Но слишком американист — под ковбоя. Димон заплатил и тотчас перочинным ножом срезал у игрушки маленький пистолет.
Мама Таисии была озабочена, что на ее тарелках получаются какие-то идеи деревьев, а не они сами. Она села на скамейку, чтобы наглядеться до насыщения деревом. Дерево было березой. Она вытягивала из себя ветки, по тысячелетней привычке рассчитывая на то, что их будут обламывать на веники для баньки, поэтому старалась изо всех сил. Мама Таисии думала, что надо все эти слова отбросить, чтобы кисточкой показать это усердие дерева... Вот я уже много слов надумала, от них как-то нужно бы избавиться, думала мама Таисии, но тут мама Вероники села рядом, подсыпая пригоршнями пыльные слова:
— Мартик, душка, вечер чудный, гуляй, гуляй!
Через две дороги, возле парикмахерской, показалась Вероника. Издалека она выглядела почти красиво. Мама Таисии подумала: вот сейчас девочка приблизится и будет видна ее некрасивая короста на лице. Но Вероника приблизилась, а лицо ее все еще казалось красивым, ибо было неиссякаемо радостным. Гомер навязчиво указывал, что боги могли красотой покрывать человека сверху, как светящейся золотой аэрозолью. Видимо, у великого певца были комплексы, мечта, наверно, была — о красоте, которую давали