то взрослый, то дитя, и переходы от идиотизма к разумности возможны каждую минуту.
— Тепло, холодно! Холодно, Соня, а еще сундвиник! — руководила Настя поисками клада.
— Не сундвиник, а сангвиник, — поправил ее Антон. — Ты думала что: от сунуть и двинуть это? Хм- хм...
Света думала, что Настя сейчас огреет за его хмыканье, но она вдруг запричитала, как в сказке:
— Антонушка, братушка, интровертушка, выгляни на бережок самого себя, ищи получше снаружи, а не внутри себя!
Вот пример Настиной ускользаемости от любого окончательного мнения о ней. Она еще так много раз уйдет, изменяясь по собственному разумению, рванет вперед... “Еще ее картины так обгонят время, что будут мне непонятны”.
— Цвета, а кто такой... этот... отец лжи? Черт? А-а...
Света вернулась своим вниманием к застолью: там все еще правит бал новость про КГБ — ФБР. Но пора, пора жарить пирожки с мясом!..
Опираясь на свой душевный опыт, Света делает верный прогноз на будущее: да, Настя станет знаменитой как художница... Но дело в том, что есть будущее — и есть послебудущее время в жизни Насти. Ее судьба не описывается в системе времен русского языка, слов не хватает просто, приходится новые рождать на ходу...
Если Настя говорит “диктатор”, значит, имеется в виду диктор радио. Вместо “этюдник” ей слышится “ютюдник”, так она и пишет в дневнике: “Мне купили ютюдник”. Лото и моро — это лето и море. А что такое “каки”? Света не сразу поняла, что это союз “как и” (бабочки, каки цветы...).
Серебряные ручки
Что это слышится в квартире Ивановых — прерывистое, нервное, переходит от крика к причитанию, от напева к скороговорке, потом слышны просто отдельные слова: моя, где, серебряная?
Это Настя потеряла ручку. Света купила три немецких ручки: они были гранено-серебряные, как марсианские стрелы. И было сказано в магазине, что каждый шарик может провести линию длиной в три тысячи метров! Настя сразу на своей ручке сделала ножом зарубку-нарезку, чтоб никто ее шариком не исписал линию в несколько сантиметров, чтоб она сама все три километра провела этой драгоценной немецкой красавицей. Но ручка ее потерялась. А Света видела, что кошка Безымянка несла в зубах что-то блестящее, проскользнула в кухонную дверь. Она гнездо вьет для будущих котят. Иди, Настя, поищи ручку на кухне. Пошла Настя на кухню раз, пошла другой, потом пошла в третий раз и закричала: “Ура! Нашла! Моя, с зарубкой!”
Тут заплакал Антон: он тоже потерял ручку. Настя ему ободряюще говорила: мол, ищи, брат, получше, всегда можно найти, если искать как люди, снаружи, а не внутри себя... Наверное, тоже кошка утащила.
— А кто-то в это время уже провел ручкой первые сто метров! — как бы в пространство сказал Миша.
Антон понял, что все над ним смеются, а ведь он ничего плохого не говорил, просто хотел опыт провести: сколько метров напишет шарик, если обвести все линейки в тетради...
Антон решил выть внутри себя: найти самый глухой угол внутри себя, забиться в него и там выть, чтоб папа не смеялся над ним.
Умнее всех
“Как всегда, я умнее всех”, — думала Настя.
Как всегда, Настя оказалась умнее всех: она нашла способ сделать ручку Антона — своей (провела ножом нарезку-зарубку и на ней, и все!). Но Света уронила пробку на кухне, полезла ее искать под шкаф, а там серебряно блестела ручка. И она была с зарубкой. В самом деле кошка Безымянка построила себе великолепное гнездо из немецкой ручки, жеваной бумаги, двух тряпочек и трех перьев голубя. Безымянка оказалась превосходным архитектором: Нимейер или Корбюзье позавидовали б ее идее совмещения несовместимого, а уж Гауди бы прямо закричал: моя идея, плагиат, караул, грабят!
— Миша! Миша! Иди сюда! Скорее! — закричала Света.
— Скорее?! — оскорбленно переспросил он, словно этим словом его призывали на что-то страшное, словно его пригласили украсть что-нибудь.
— Цвета! — прибежала на кухню Настя. — А вы, когда были маленькие, об камень огонь зажигали, да?
А был солнечный осенний денек с зайчиками: зайчики от лужи бегали по стене кухни Ивановых. Или это Настина ручка в руках Цветы пускает их? И в такой день мир напал назло и коварно на Настю. Мир иногда бывает специально плохой, специально против. Иногда, конечно, он специально “за”. Вот когда она придумала ручку Антона “зарубить” ножом и выдать за свою! Казалось, само время-пространство покровительствует ей: на кухне есть нож, нет Ивановых в эту минуту... а чем все кончилось?! Ивановы не дают ей быть хорошей — взяли, чтобы мучить ее. Ведь когда у нее была ручка, она была лучше. “Чтоб сделать меня лучше, мне нужно что-нибудь давать в руки”.
— Как же так? — вопрошала Света у Насти. — Почему теперь две ручки с зарубками, а?! Ты украла у Антона ручку... сделала зарубку...
— А Антону выгодно мое воровство, да! Он будет впредь... внимательнее, бди...тельнее. Он развивается...
Миша сунул ей бумагу, карандаш: пиши расписку, что больше не будешь воровать! Эту расписку можно на стену повесить, чтоб... видели!
— Ага! Расписку! А потом что — на магнитофон будете записывать? А еще после что — на видеомагнитофон запишете и по телевизору?!
Света и Миша, переглянувшись, молчали. Миша и Света, Заумец и Главздравсмысл, хором закричали:
— Ты что, планируешь надолго вперед воровать, да? — это Света, Главздравсмысл.
