— Смысл жизни — в жизни, — не смутился их перебивами Игорь. — Так что до вечера.
Он свернул к дому родителей. Люся спросила у Володи:
— Почему там у них разладилось-то?
— Три дачи жена хотела иметь. Под Москвой, на Рижском взморье и на Крымском побережье. Мало ли: непогода на море, тогда под Москвой... Смотри, какие колени у девушки!
На скамейке сидела молодая женщина, качала коляску и читала журнал.
— Это не девушка, — печально ответила Люся, думая про себя: “Хорошо, что Игорь на горизонте появился”.
— Знаешь, что такое коленки, я понял совсем недавно, как к сорока подошло, а до этого меня коленки не волновали. Подумаешь: у всех коленки. А вот время подошло, и стал замечать.
— Какие вы, мужчины, все испорченные!
— Наоборот! Испорченные, когда не реагируют, когда что-то испорчено, испортилось…
Люся печально кивнула. Они попрощались до завтра, при этом Володя думал о Люсе, а она — о Игоре. Володя еще не знал, что дома его ждет Рогнеда, а у нее заготовлена коронная фраза:
— Если загуляешь, все оборву, что обрывается!
XI
Когда вино, настройщик души, уже настроило всех на мирный лад, Рогнеда сказала:
— Что нам одна бутылка шампанского на всех — по брызгу шампанского на каждого! Пожадничали наши мужчины...
— Так и хочется тебе дать промеж глаз за это… — улыбаясь, сказал Володя.
Люся подумала: “Рогнеда его раздражает — зачем пришла сюда... Ему и в самом деле хочется дать ей промеж... но он якобы шутит”.
— Что-то часто тебе хочется дать мне промеж глаз! — ответила резко Рогнеда.
Люся думала: “Володя ведь не Игорь, который имеет развитое воображение. Он
Люся, так думая, не переставала замечать, как Игорь хотел подать ей салат, уронил бокал, разбил его, стал собирать осколки и георгин сломал в горшке. Она хотела даже обидеться хоть за георгин (этот цветок, богатый родственник ромашки, был как бы противопоставлен подсолнухам, выращиваемым Рогнедой на балконе).
— Я его все лето выращивала… — начала она печально.
— Игорь так волнуется от твоего присутствия, что слишком суетится, вот и происходит разрушение, — сказал Володя.
— Разрушение как знак внимания — это интересно, — подвела итог общему маразму Рогнеда.
Звонок в дверь прервал поток разрушений (материальных и духовных): пришел муж Люси. Бывший муж. Он был так чудовищно одет, что Рогнеда сразу схватилась за сигарету. “У нее зубы редкие, когда курит — дым между зубами идет”, — остраненно заметила Люся, вся замерев за столом.
— Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей женихам тем… — начал мерно выпевать муж, качаясь из стороны в сторону то ли от подражания поэме, то ли от другого совсем.
— Ты ведь пьян, мы милицию вызовем, — сказала Люся не своим каким-то голосом.
— Гневными стала она упрекать Одиссея словами, — продолжал выкрикивать, странно шатаясь, муж. — Тут телевизор работай вовсю, им помогая…
— Телевизор мне друзья отремонтировали, — начала выталкивать мужа Люся. — Иди, давай, домой, что мне — проповедь, что ли, читать тебе?
— Да, и лучше Нагорную.
— Не юродствуй, что ты надел на себя?
Тут Рогнеда увидела, что накинут на плечи не чей иной, как плащ Володи, предварительно потоптанный.
— Нет, я не уйду. Мы с вами поиграем в Одиссея. Я буду Одиссей, а вы — женихи. Или я вас побью, или вы — меня. Начинаю!
Люся продолжала выталкивать мужа, одновременно как бы обнимая его за талию, и он прошептал ей:
— У меня все обдумано. Либо я их побью и останусь, либо они меня побьют — тогда я полежу в больнице, а то жить негде.
— Не кричи! — ответила Люся.
— А мне казалось, что я веско шепчу тебе это...
Тут Игорь врезал ему так, что “Одиссей” упал и бормотал:
— Вот хорошо! Началось! Я снимаю с себя моральную ответственность, — продолжал он, возясь среди вещей.
Володя, человек современный да еще работающий в вузе, совсем не хотел с кем-либо драться в квартире, где есть столько свидетелей. Он взял Игоря под руку, и повел в прихожую, и там стал уговаривать: не всерьез же принимать вызов играть в Одиссея.
