— О! — ответила мама. — Тогда снимай шорты-футболку — это я тебе заработала! Давай снимай!

Трофимка не стал ничего снимать, а схватил мобильник и вылетел на улицу.

Солнце его встретило, распахнув лучи: иди сюда, сейчас я тебя обогрею. И как припечет!..

Здесь никто не скажет, что нужно мыть посуду, играть на аккордеоне или читать тридцать страниц в день про Хоттабыча.

А вон идет Мила из его же первого “а”, со своим лицом царевны. Увидела Трофимку, показала острые зубы и сбросила с головы венок из одуванчиков.

Только что эти золотые цветы делали ее еще больше царевной — и вдруг уже не нужны и валяются среди пустых мятых банок из-под колы.

И родители мне не так чтобы нужны, думал Трофимка. Есть солнце, качели, турник, сейчас на него залезу на мах, пусть Мила видит…

Откуда ни возьмись, подошел один в леопардовой майке.

— Пошли, поможешь дотащить. За это я тебе дам покататься. Типа, на плоту.

Волочь на веревке нужно было старую толстую дверь. Трофимке не хотелось надрываться, и он сказал:

— Брат обещал позвонить.

— Дыней своей подумай: пока ты тут базаришь, я буду олигарх речки.

Олигарх — совсем другое дело! Сразу страшно захотелось замутить дела с олигархом!

Тотчас они, как бурлаки, потянули за две веревки дверь с узорной табличкой “34”. Это у нее вместо паспорта и фамилии. Родители стали окончательно не нужны. И без них все было: новый друг, плот, свобода! Ура!

Только сил почему-то не прибывает — придется ослабить свою веревку в бурлацкой связке.

— Ща по щам! — сказал Леопардовый.

Трофимка рванул, загребая ногами песок. Он хотел избежать этого “щас”. Кажется, если этот “щас” наступит, не будет ничего хорошего.

И вот пришли. До берега рукой подать, потому что окраина города. Леопардовый командовал:

— Отключи мобилу! Поищем шест — надо чем-то отталкиваться.

Нашли лысую алюминиевую швабру, и Леопардовый протянул свою руку:

— Зови меня Макс. А тебя как? Кажись, Трофим?

— Да.

Макс тут же произнес каким-то новым, солидным голосом:

— Посцым в одно море, чтоб не было горя!

Они встали плечом к плечу и соединили струи в одну лужицу на песке.

И как ведь подействовали эти нужные стихи!

Плот сразу двинулся по течению и теперь волшебным образом уносил их в неизвестность так быстро, что на один миг за поворотом мелькнули то ли Америка, то ли Япония. А дальше вообще синела таинственная деревня Соболи, где когда-то бабушка Трофимки была совсем мелкой и собирала землянику.

Река ощупывала плот своими любознательными волнами, ветер также внимательно трогал их.

Рыбки из серебра с красными плавниками мелькали — это были разведчики из подводного царства. Они передавали сердитые сигналы синим стрекозам: следите за этими пацанами, чтобы не сломали тут всю нашу экологию! А стрекозы привычно усиливали их и слали пятнисто-золотым лягушкам, которые прыгали по-олимпийски с берега во все стороны, разнося новость о вторжении.

Только солнце не захотело быть свидетелем и, схватив первое попавшееся облако, быстро закрылось им.

Ребята плыли, и плыл вместе с ними негромкий разговор. Макс рассказывал:

— Близнецы из второго “б” написали в Европейский суд. Зашибись! Будут училки знать, как нарушать наши права. Прикинь, так много задают. Когда придет ответ — им звездец!

Трофимка добавил, чтобы было красиво:

— Звездец подкрался мелкими шагами.

Они умолкли. В их молчании был такой смысл: вот бы отменили домашние задания вообще, а училок пусть выгонят в уборщицы, чтобы не мучили детей…

“Расскажу родителям — они испугаются. И не будут водить в музыкальную школу — ура, прощай аккордеон!”

— Ну что разлегся! — вдруг сказал речной олигарх. — Твоя очередь работать!

Он стал передавать швабру Трофимке, дверь качнулась, накренилась, число 34 закрыло небо: вот вам за то, что мучили меня, мочили в холодной воде!

Они рухнули в мелководье, и мобильник — такой лох — умудрился бесследно пропасть.

Река оказалась — не как обещала раньше. Дно склизкое, противное,?с вечными банками, и вместо