На другое утро Костя проснулся и с ужасом понял, что помнит все слова и все цифры. На самом деле, были сильные травки во фляжке.

– Помню: иду по улице, идут дети и едят снег – счастливые! Лет девяти. Как я им позавидовал!

Через какое время на Костю вызывает начальство! Проложили коммуникационный канал – по нему человек должен пройти. Кабель был бронированный (чтобы мыши не прогрызли). За ночь этот кабель украли. Начались допросы.

Потом все утихло.

Вдруг снова вызывают Костю:

– Ваше дело забрызгано водой. Все расплылось. Зайдите еще раз, мы заново запишем ваши показания.

Водой? – засомневался Костя. Наверное, водкой. Праздновали очередную благодарность, рука дрогнула… У них там все стены в рамках, а в каждой рамке – благодарность.

– А притом вызывал Кешка Иванов, с которым перед началом войны с Афганом я служил на узбекско- афганской границе. Внешне этот Иванов – лошадь, вставшая на задние ноги, но лицо светлое… Тогда афганские пастухи будто нечаянно выгоняли свои отары на нейтральную полосу, где была невыеденная трава. Стрелять нельзя, поэтому мы БТРами их вытесняли. Ну, всегда трех-четырех овечек нечаянно задавим, в ведрах баранины наварим. Они особой курдючной породы, нежный жир. То бишь свои были в доску! А тут допрос за допросом… Уже мое поведение называет беловщиной! Мол, что же я скрываю…

– А ты что?

– Я молчу. Я же не знаю, в какую историю влип… А Иванов переходит порой на ласковый тон: мол, помнишь, на высотке душманы, а тут, в распадке (пошла в дело желтая салфетка), нас “вертушки”, суки, высадили, побоялись дальше лететь, а потом говорили, что ошиблись. Мы бежим, я волоку плиту от миномета, она восемьдесят кило, а нас уже стали обстреливать…

– А ты?

– Я не покупаюсь, молчу. Он начал угрожать. Я только стараюсь его не возненавидеть. Чтоб не пропасть совсем… И вдруг Иванов исчез. Совсем. Ищут его. Нет его. А нужно тебе сказать, что на войне у нас появились свои поверья. Что есть солдаты, приносящие несчастья. Сами они выживают, а вокруг все гибнут. Роты стараются перепихнуть его друг другу. В конце концов он оседает где-то в прифронтовой полосе: писарь, водитель. Точно так же верили что есть, якобы, носители удачи: с ним рядом снаряд упадет и не взорвется; пошли в атаку на дзот – у вражеского пулеметчика заклинило пулемет. С “везунчиком” стараются поменяться по ритуалу “махнем не глядя”, но меняются с выгодой для него…

– Да, я сама знаю историю двух братьев: во время второй мировой один погиб в первом же бою, а другой – прошёл всю войну минёром и дошёл до Берлина без единой царапины!

– Этот Иванов был везунчик. И вдруг исчез. Я стал подумывать о переезде в Пермь, там родители жены. Подал рапорт, чтоб в отставку уйти. И тут попал в автокатастрофу один наш сотрудник со странной фамилией Дремо. Я помогал жене Дремо забрать тело из морга… и там увидел тело Иванова! Каждый из нас, человеческих существ… в общем, все мы понимаем, что покойник – это не очень веселое зрелище… но все же – это правильных очертаний мясо… а что я увидел… даже тебе не расскажу… То есть пойми: он был лошадь, вставшая на задние ноги, но правда лицо было светлым! А тут все перекошено от страха, рот по диагонали просто!

– Ты уверен, что это был он?

– На сто процентов. У него с годами бородавки стали на лице выскакивать… И почему мне нечаянно якобы его выдали вместо погибшего в авто? Тоже загадка… Случайно ли? Ну, ошибку тут же исправили, а у меня открылся псориаз, я слег в больницу… и тут отставка, мы в Пермь скорее…

– Как – в один миг открылся псориаз?

– Не совсем. Я ехал домой в метро. После того, как мы узнали о гибели сослуживца в автокатастрофе… в общем, жена моя несколько дней не позволяла мне сесть за руль. И вот я еду в метро, слышу “Уберите елку из моих ушей!” – подумал, что снова пароль – отзыв… И все зачесалось, все тело! Но потом оказалось, что в переполненном вагоне везли украшенную елочную ветвь – это приближался День Победы 9 Мая…и елкой попадали в уши людям. Но псориаз все нарастал…

– Дальше я знаю – ты оказался в Перми.

– Но каждый май – перед Днем Победы – стараюсь помянуть Иванова. Первый раз еще в столице я дал во дворе знакомой собаке кусок пирога и сказал:

– Помяни Иннокентия Иванова!

А песик-то понял, съел как-то степенно.

В Перми Костя открыл строительную фирму.

– Не один. Мы с Зуром открыли. Зураб – тоже мой товарищ по Афгану, он в Пермь переехал за сыном тогда…

– Ну помню я Зура, вы же приходили на Новый год один раз. Кто-то его сравнил с пятнистым сладкогубом… красавец!

Помню, как Костя тогда сокрушался: безжалостно уничтожается старина. Бульдозером сносят подряд все: изразцовые печи, редкостной красоты лепнину внутри дома… Ставили фундамент и отрыли двухсотлетней давности водопровод из лиственниц: каждая по 7-8 м длиной, в диаметре полметра и внутри выжжен канал для тока воды… Решили: давайте нарежем несколько колец от бревен – на память. Так лиственницы настолько окаменели, что все цепи порвались на пилах! Можно было бы все это поместить в музей старой Перми, но каждый час простоя для фирмы…ужасно дорог.

– На Западе премируют каждого, кто звонит о находках! А у нас потом будут говорить, что история Перми скудна, что жили здесь какие-то темные люди… Знаешь, Нина, по ходу жизни нарастает любовь ко многому: к истории особенно…

– И все? Ты так и не узнал про зеленую кляксу ничего?

– Слушай по порядку. Вот однажды я прихожу к Зуру в гости, и с экрана телевизора меня уличают: