— Она с нами давно не общается. Торгует духами.

— А как вы ее любили!

— Теперь уже все забылось.

Тема (светским голосом):

— Ты знаешь: дымковские мастера изобрели особый мазок (видимо, учат в детсаду).

Как научиться смотреть на соседа, как святые: вот орудие Божье, посланное мне для испытания — и спасибо! (А то вчера он начал цепляться к Агнии: почему плохо идет горячая вода?! Намекая, что после смены труб. Но она во ВСЕМ доме идет плохо, все жалуются.)

Только сосед ушел к себе, я решила лечь спать, как Ивановы включили свое техно — в первом часу ночи! Я им позвонила: уже сил нет никаких — вызову милицию. Мужской голос сипло ответил:

— Я сам на вас вызову милицию. (Но музыка смолкла.)

Но если говорить себе: еще не голод, не холод, не война, нужно терпеть все остальное, то можно выстоять. Правда, в 4 часа я проснулась и не могла заснуть...

Слышала по “Эху” потрясшую меня историю от Софико Чиурели. Оказывается, их с группой послали с фильмом “Не горюй” в Чехословакию. Они надели бабочки и декольте, а в зале было несколько стариков на заднем ряду. Оказывается, в эту ночь наши ввели войска в Чехословакию! То есть артистов вообще послали на смерть! Чтоб потом говорить, что чехи такие и сякие? Какая подлость! Хорошо, что сами чехи не пошли на провокацию! Видимо, я до конца жизни буду узнавать о новых подлостях не только сталинского режима, но и брежневского...

3 февраля

Вчера звонил С. Его внук (4 года) осенью на даче нашел красную гусеницу, но она от него сбежала. С. утешал мальчика: гусеница закуклилась, потом из нее бабочка вылетит. На днях мальчик сказал: “Бабушка, когда тебя закопают, думай о гусенице”.

Попал в больницу М., прототип наш — “Жизни Макса”, “Помолвки”, он же Сендерецкий в “Сторожевых”. Я прошу Славу навестить его, но у Славы на неделе: два ученика, синагога, академия иврита и кашель. Но помолимся и найдем силы. М. попал под чернобыльское облучение. И вот теперь у него опухоль в мозгу. Господи, помилуй его!!! Прошу Тебя горячо-горячо!!! Горячее некуда!!!

Я рассуждала вчера: взять Улицкую — три шага, взять Агееву — шесть. Взяла Улицкую. Слава:

— Заветы Лихачева ты забыла? Надо делать то, что труднее для возраста.

4 февраля

Во сне огромный паук прыгнул мне на грудь и стал душить. От моего крика проснулся в соседней комнате Слава и прибежал (видимо, сердце требует нового лекарства).

Вчера мы сидели с внуками, устали, но все же после их ухода я написала 2 картины. “Рай” с цветами до неба и рыбку. Еще на 2 картинах фон написала. А еще утром смотрела и думала: чего бы я вдруг захотела написать? Ничего. Но вот вечером захотелось после такого большого перерыва. Палин пью, он все же — видимо — меня поднимает. Да и внуки.

5 февраля

Видели “Защиту Лужина”. На этот раз сначала. Александр делает предложение: “С вами я могу дышать”. Я в волнении вскочила с дивана:

— Вот! Слава! Это то, что почувствовала я, когда ты сделал мне предложение. Что я при тебе могу дышать!

Агния пила чай — с удивлением посмотрела на меня: что за юношеские порывы. А Слава посмотрел с каменно-важным выражение лица и тут же засунул наручные часы за левое стекло своих очков. Я говорю: это будет конкурс на дне рождения, на удачное название композиции этой.

Юрий Рост сказал:

— Я плохих людей не фотографирую вообще. Зачем пачкать пленку. (Мы тоже давно к этому пришли. Эмпирика падения нас перестала интересовать.)

Галечка (читательница) написала мне: Ахматова правильно угадала в Бродском поэта, а Цветаева ошиблась во всех молодых знакомых — зря так возносила! Слава: “Так она в них искала другое”.

А я вчера вдруг за полтора часа написала рассказ “На Васильевский остров”. Не знаю теперь — вставить ли этот диалог в него? (Я не знаю, хороший ли это рассказ, но знаю, что новый. Я нахожу хорошее в человеке — герое — не самом лучшем, и рада этому — изумленно.) Ходила платить за телефон, но вернулась. Сердце.

— Пить стали меньше, но чаще. (Народное)

7 февраля

Сосед всю ночь не давал спать, пишу со слезами на глазах...

Рассказ М. (точнее — ее мамы):

— После педучилища меня распределили в глухую деревню, в село У. Вдруг в школу прибегает секретарь сельсовета и говорит: “Вас вызывает уполномоченный ГПУ” (? Был 28-й год). Нужно было выйти за околицу, и там он на коне ждал. Он сказал: организуются колхозы, ты должна будешь сообщать о настроениях людей; раз в месяц я буду приезжать и сюда тебя вызывать; твоя кличка будет Муха. Я очень испугалась: только что сюда приехала, если буду обо всех рассказывать, что со мной станет. Но через месяц он не приехал и больше не приехал никогда. (Когда началась перестройка, мама сказала: “Вот архивы откроют, и там будут моя фамилия и кличка Муха”.)

Если б можно было выбрать смерть, я бы выбрала — растаять облаком.

8 февраля