Вчера звонили с “Эха Перми”. Долгий разговор о том, что масскульт победил. Я ответила: “Все равно в истории остаются только шедевры, а не масскульт. Значит, шедевры надо создавать. И на памятник Пастернаку я все равно буду собирать”.

А людей прекрасных много! “Нина, может, нам от “Континента” что-то написать вашему губернатору?” (Женя Ермолин).

Вчера звонила Лине. Они с Равилем, возможно, приедут к моему дню рождения.

О, сила молитвы! Сегодня та Сонина мамочка (мать малыша) из детсада извинилась перед нею и ее напарницей! Мы так горячо молились, и вот — муж этой дамы ее пристыдил!

Слава выбирал в моих записях костюмы и носы, чтоб маскировать всех в новом романе. И там — в 2002 году — написано, что надо сильнее любить нашего соседа. А нынче только сил хватает на то, чтоб не ненавидеть...

Сегодня я слаба все еще, но уже постирала пододеяльник и сходила в магазин (самый ближний — в соседнем доме). Кто-то выбросил стол с 2 ящиками, у которых я легко достала днища — напишу тюльпаны или ту рыбу, с лицом цвета телесного и разумным глазом...

...Прервалась: написала 2 натюрморта (тюльпаны) невозможной красоты, но как теперь удержаться и не испортить?

В “Звезде”-8 прочла Николаева “Мой многоликий атом” — жуткая история советского атома, когда во время испытаний людей не жалели совсем, у них трескалась кожа, они обычно кончали самоубийством... Все время стыдно за свою страну, ее историю... и по сей день...

20 октября

Слава, видя, что я мучаюсь (шел опять камень), решил меня подбодрить и сказал, что подсолнухи мои так сияют, что хочется над ними погреть руки...

Вчера звонил Сеня, поздравлял с Днем лицеиста. Такой идеалист, мой дорогой друг:

— Тебя сегодня уже поздравляли с этим — звонили? (Никто не поздравлял).

Слава уже ушел в синагогу, предварительно склеив свои ботинки эпоксидкой. Он их пристроил сложным образом на перекладине перевернутой табуретки. Внук Тема увидел это и сразу заплакал:

— Дедушка склеил без меня! Я так хотел с ним клеить!

Я, чтобы отвлечь, повела его в комнату, где портреты львов, исполненных очей. Тема сказал:

— Но ведь еще и язычки нужны красные.

Дала ему краску, нарисовал львам кончики языков и успокоился.

21 октября

Видела во сне, что ни с того ни с сего загорелся газ, я волнуюсь, Дашу позвала — никак не могла выключить... Ну и что: сон в руку! Взорвался сосед. Ни с того, ни с сего. Я ставила чайник, а он там жарил макароны, ну и начал оскорблять, Слава вышел на защиту, но тот с кулаками, и мне пришлось между ними встать — не знаю уж, где брать силы. Пытались вызвать милицию, но там не снимают трубку, как всегда по утрам...

А вчера был вечер счастья без ТВ. Днем я взяла в библиотеке журналы за 9 месяц, и мы погрузились в чтение! В “Звезде”-9 прочла продолжение Лосева о Бродском. Кое с чем не согласна у Бродского. Он считал: искусство меняет человечество как ВИД (кто прочел Диккенса, не выстрелит в человека и пр). Увы, выстрелит (а немцы что делали)... я и раньше с этим спорила, и снова.

Написалось само двустишье памяти Ани Политковской:

“Беда изваляла,

Затем изваяла”.

Вчера прочла у Геворкян новую версию самоубийства Цветаевой. Хозяйка квартиры говорила, что денег у них было еще на полгода, а Геворкян говорит: произошло 31 августа. Мур хотел 1 сентября в школу, а денег — год его проучить в школе — не было. В совхозе работать он категорически отказывался. Она решила уйти, поручив Мура Асееву. (Я не верю в это, просто силы закончились, и все.)

Вот что значит вампир — сосед с утра меня вывел, и сил нет, а ведь встала, полная мечтаний о работе...

...Прервалась: приходил Макс — написали с ним по букету, затем я не могла остановиться и еще одну герань написала (волшебную). Ну и тут снова приполз едва живой пьяный сосед. А Слава ушел на спевку в храм, я одна. В это время в дверь стала ломиться мадам, кричала, чтоб открыли. Я в ужасе ждала, что будет. Долго она звонила-стучала-кричала, но сосед не проснулся. Она, бедная, еще ломилась на свою погибель, ну, сегодня Бог ее спас от его побоев. Что за люди — под кулаки пьяные лезут сами, я уж никогда, надеюсь, не пойму...

22 октября

Видела во сне, что мы все живем в маленькой комнате и собираемся переехать в еще меньшую, чтобы меньше платить. Всем я объясняю своим: ничего, мы ведь неприхотливые. Все это в Сарсу. Там мне предлагают работу на почте за 1000 р., но всего три часа в день. Я соглашаюсь и вижу на почте 5 моих картин. Говорю: верните мне их, а я вам другие намажу. (Отголоски моего ночного решения продавать картины. Выставку Анину еще оставлю на подарки, раз обещала. А то что: у нас 10 р. до пенсии, и Славе вчера не разрешила съесть сардельку, чтоб внукам осталась, так он ночью съел — не удержался.)

Тем более — договор на новую книгу не могу нигде заключить, хотя стараюсь изо всех сил... Слава, правда, уверяет, что вот-вот Голливуд попросит “Бр-тр” для экранизации и Сталлоне будет играть нашего соседа.

Прервались. Позвонили в дверь, у меня подскочило давление, затошнило. Но это была не “мадам”, а тетя Клава, агитатор от СПС. Она чувствует, что замучила нас своим агитаторством, и взамен предлагает сделать мне маникюр.