Он тихонько вздохнул и покрепче обнял женщину, раздумывая, способен ли он всегда держать ее на расстоянии, чтобы не дать ранить себя в будущем.

Кажется, получилось. Месячные снова задерживались. Может, это из-за того, что после беременности прошло еще слишком мало времени и ее организм просто не пришел в норму. Эмма со страхом думала о возможной беременности: но боялась она не самой беременности, а того, как отреагирует на нее Теодор. Станет ли он отстраненным, опасаясь во второй раз спровоцировать выкидыш? Или будет радоваться вместе с ней? Несомненно одно: он перестанет приходить к ней ночами. Но пока еще она чувствовала себя великолепно, и стало быть, не было необходимости сообщать Теодору о своих подозрениях.

Теодор не выказывал намерений оставаться с ней на ночь, а она больше не смела просить его об этом. И потому, даже когда ее начало тошнить по утрам, она не сообщала о своей беременности. Каждую ночь с ним она проводила как последнюю, ведь Теодор не дурак и рано или поздно все поймет. И ровно через месяц после своего дня рождения она решила поделиться с ним своими подозрениями.

Эмма нашла его в лаборатории. Она вдруг вспомнила тот день, когда она ласкала его губами. Больше она так не делала. К сожалению. Она не успела пробыть с ним столько, чтобы он привязался к ней.

— Мне кажется, я беременна, — с порога заявила она, спиной прислонившись к двери. Сто раз она произнесла эту фразу, прежде чем войти сюда.

— От тебя, — на всякий случай добавила Эмма.

— Я бы очень удивился, если бы от кого-то еще, — криво улыбнулся он, зорко следя за ней.

— Почему?

— С тобой постоянно кто-то рядом. Я так и не выяснил, зачем тебе три служанки, но одна из них всегда сопровождает тебя, куда бы ты ни пошла. Уверен, одна из них сейчас наверняка за этой дверью. Так зачем они тебе?

Разговор принимал неожиданный оборот. Меньше всего Эмма хотела говорить о своих дуэньях.

— Чтобы ты мне верил, если я вдруг забеременею, — вдруг решила признаться она.

— Что ж, я верю. Присаживайся, Эмма, — он подвинул ей стул. Потом сел на свое место — напротив Эммы.

— Это была глупая идея, — сказала она. — Может, я подкупила их, чтобы они оправдали меня перед тобой в случае чего.

— Может быть, — легко согласился Теодор, безмятежно взирая на нее.

Они помолчали.

— Ты рад? — спросила Эмма.

— Вполне. А ты?

— Конечно.

— Ты не выглядишь счастливой.

— Я… боюсь.

— Что ребенок… — он не стал договаривать. — Извини. Но я не собираюсь воспитывать тебя или указывать как тебе жить, как бы ты меня не провоцировала. Это я тебе могу обещать.

— Значит, я могу делать, что захочу? — внезапно рассердилась она.

— Можешь.

Выражение безмятежного спокойствия прочно воцарилось на его лице. Эмма отчетливо поняла: что бы она ни делала, он будет встречать это с таким же выражением лица.

Она почувствовала, как глаза наполняются слезами. Глядя ему в глаза, она тихо и отчетливо произнесла:

— Теодор, я хочу, чтобы ты запер меня в комнате, ключ от которой хранил бы только у себя. Хочу, чтобы ты приставил ко мне людей, которым безоговорочно доверяешь, и никого бы ко мне не пускал, но только приходил сам… иногда.

По мере того, как она говорила, глаза Теодора все больше округлялись.

— Эмма, что за глупости?

— Если так надо, чтобы ты доверял мне хоть немного, чтобы ты продолжал приходить ко мне… ночью, то пожалуйста…

Она не договорила. Теодор обошел стол, поднял ее на ноги и крепко поцеловал, не позволяя ей больше выговорить ни слова.

Он обнял ее, крепко прижав к себе. Эмма беззвучно плакала.

— Я не собираюсь запирать тебя.

— Но что еще я могу сделать, чтобы ты верил мне?

Казалось, слезы лились помимо ее воли. Голос Эммы был тверд и решителен.

Теодор не ответил.

— Я знаю, доверие либо есть, либо нет, и твое я потеряла, Теодор, но очень хочу, чтобы ты верил мне, хоть немного. Хоть когда-нибудь…

— Успокойся, Эмма, пожалуйста. Ребенок должен родиться вовремя и здоровым.

— Да, конечно, — она заставила себя выбраться из его объятий и вытерла слезы. Несколько раз глубоко вздохнула. Что за глупую истерику она здесь устроила! Но по крайней мере выражение безмятежного спокойствия на лице Теодора сменилось тревогой. — Извини.

Теодор стоял рядом с женой, молча наблюдая за ней. Он видел, что ей хочется сказать что-то еще.

— Так что же, — решил он заговорить сам. — Значит, ты хочешь, чтобы я продолжал приходить к тебе, несмотря на то, что ты уже забеременела?

— Да, пожалуйста, — она тревожно ждала его ответа на им же самим сформулированную просьбу.

— Если врач скажет, что это безопасно для ребенка, то я буду приходить, — он мягко улыбнулся Эмме, но она не улыбнулась в ответ.

— И еще… даже если будет нельзя, не мог бы ты просто спать со мной? Всегда? Каждую ночь? И даже когда ребенок родится?

— Хорошо, — согласился он, с нежностью глядя на нее.

— И еще… — голос ее сел. — Я бы хотела…

Она не смогла договорить. Вместо этого она подошла к Теодору и поцеловала его. А пока целовала, положила руку на пока еще мягкую выпуклость его штанов.

— Эмма, тебя еще не осматривал доктор, — возразил Теодор.

— Я хочу, как в прошлый раз, только до… конца.

— Я не хочу заставлять тебя делать то, что тебе не хочется. Я вполне способен к воздержанию в течение многих месяцев.

— Тео, похоже на то, что это я тебя заставляю, — огорчилась Эмма и убрала ладонь. — Извини.

Он взял ее руку и поднес к своим губам, поцеловав в ладонь.

— Я просто не могу поверить, что тебе действительно хочется сделать это. Мне кажется, это должно быть довольно неприятно. Или это еще одна ласка, которая нравится тебе, но ты не могла признаться в этом раньше?

— Я не знаю, нравится мне это или нет, я никогда раньше не делала этого.

— Почему?

— Мне была противна сама мысль об этом, — она вдруг улыбнулась. — Однажды лорд Ренвик попытался заставить меня сделать это, но я устроила ему дикую истерику и пригрозила, что сожму зубы, даже если он потом убьет меня. Он поверил.

Теодор поморщился.

— Но, Теодор, я хочу сделать это для тебя. Пожалуйста.

— Почему?