Пожалуйста: я смотрю.

Тот, неподвижный изнутри, все же успел добраться до кровати. Сейчас он навалился на Сале всем телом, припал к ложбинке между шеей и плечом, намертво обхватив руками отчаянно сопротивляющуюся женщину. Насилует? Или… впрочем, герой Рио уже рядом. В темноте он видит куда хуже меня, но героям, как правило, достаточно силуэтов и собственного воображения. Рывок за волосы, удар рукоятью меча под ребра, прямо граненым медным яблоком - и чужак, грязный, лохматый, кувырком летит в угол.

Чтобы спустя мгновение медленно встать глиняным големом.

Встать?!

На Рио человек с тухлым взглядом не обращает внимания - негнущиеся, словно деревянные, ноги несут его обратно к кровати. Пальцы героя клещами впиваются в плечо насильника, но человек с тухлым взглядом походя отмахивается - и теперь в угол летит уже герой, чудом не порезавшись о собственный меч. Ну, давай же, Рио, вставай! Он встал, значит, сможешь и ты! Разве не видишь: его нельзя остановить, не убив! Убей! Брось в мир щедрую смерть со своего клинка! Преступи Запрет! Иначе… посмотри - у женщины на шее кровь! Кровь! Ты что, совсем ослеп?!

Заклятый бьет в броске с пола - снова медным яблоком рукояти.

По хребту.

Достигни удар цели: человек с тухлым взглядом упал бы со сломанным позвоночником, парализованный - но живой!

К счастью, удача теперь была на моей стороне: ночной гость, словно почувствовав опасность, в последний момент начал оборачиваться - отчего удар обрушился вскользь, разодрав одежду вместе с кожей спины. Желтые кривые клыки ощерились в лицо Рио, из выгребной ямы рта потянулась ниточка кровавой слюны. Острие меча угрожающе ткнулось в грудь чужака, напротив сердца - остановись! стой, погибнешь! сдавайся! - две лапы в ответ ухватили клинок, но ноги, непослушные ноги подвели своего владельца.

Человек с тухлым взглядом упал вперед.

И меч вышел у него из спины.

Мироздание содрогнулось! Эфирные вихри хлестнули со всех сторон, сметая завесы, прорывая Рубежи, верша слияние возможного с невозможным! - сейчас, сейчас вода нарушения хлынет под корни Древа Сфирот, раскроются набухшие почки на ветвях, давая дорогу Истинному Свету, как уже было однажды - и я наконец обрету цельность… Скорее, скорее, я устал ждать!…

Но почему слабеет невидимый ветер, иссякает влага чуда, почему вновь смыкается треснувшая было скорлупа, почему… Не надо! Неужели снова… Ведь вот он, убитый, валяется на полу, с мечом в сердце, и над ним в оцепенении застыл герой Рио, нарушивший, нарушивший - НАРУШИВШИЙ!!! - условие заклятия!

Почему?!

Заклятый нагибается над лежащим.

- Мертв, - бормочет он, судорожно дергая щекой. - Странно, уже окоченеть успел…

Окоченеть?

Убитый мгновение назад - окоченеть?!

Существо на полу дернулось, и Рио невольно отшатнулся. Отчаянно завизжала на кровати перепуганная до смерти женщина, зажав ладонью рану на шее. Человек с тухлым взглядом рывком извлек из груди меч, аккуратно положил его возле стены и сел.

- Сале, беги! - в крике героя стыло отчаяние.

- Сале? Нет!… Сале, это правда ты?

Голос - хриплый и одновременно пронзительный - безумным скрежетом разорвал ночь, и даже Рио застыл на месте, словно налетев на невидимую преграду.

Этот голос нельзя было не узнать.

- Хоста?! - выдохнул герой; и я проклял удачу, обернувшуюся чудовищной насмешкой - дважды просить у Заклятого смерть для одного и того же человека, и дважды не дотянуться до вожделенной цели!

- Хоста?!! Что с тобой? Ты… тебя же убили, я сам видел!

Обнаженный Рио присел на корточки перед живым мертвецом. Женщина, кажется, начала мало- помалу приходить в себя, но по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Вместо лишних слов она молча потянулась к изголовью, где стоял тяжелый подсвечник на семь свечей и лежало огниво.

Я к тому времени обосновался на крючке стенной вешалки и мог не опасаться, что при свете меня заметят.

- Убили, - прошептал тот, кого раньше звали Хостой, стараясь пригасить свой жуткий голос. Это у него получилось плохо. - Убили меня, Рио. Холодно мне. Мертвый я. Мысли… сгнили мысли. Сале… ты хоть жива?

Вспыхнула свеча, за ней - другая, и люди наконец смогли рассмотреть мертвеца.

- Жива, - проскрежетал мертвец, и в тухлом его взгляде червями сплелись боль и облегчение. - Помрачение на меня нашло. После смерти… бывает. Я палач; я слышал. Добей меня, Рио! Я для тебя добивал, добей и ты… для меня. Крови я мало выпил. Вот-вот память уйдет - тогда я опять на вас брошусь. Отруби мне голову, Рио… пожалуйста. Ты не бойся, покойникам головы рубить - сущая безделица!… я знаю, я палач…

- Я… я не могу, Хоста! Не могу!

- Добей! - бывший палач неожиданно вцепился в руку своего бывшего спутника поистине мертвой хваткой. - Упокой мою душу! Не хочу - так…

- А як же ты хочешь, катюга? - весело спрашивают от двери. - У рай до святого боженьки хочешь?! Некрещена душа, в чужой землице зарыта, чужими людьми кончена, - не, нема таким рая…

Старый ведьмач стоит на пороге. Хитро щурится на непотребную картину: голые мужчина с женщиной и оживший мертвец на полу.

Одно неясно, Панько: зачем тебе я, как соглядатай, понадобился?

- Ну что, ведьма роблена, не сладила сама с моим опырякою? - толстым ногтем пасичник скребет подбородок, ухмыляясь. - Велел же тебе пятки салом смазать - а ты упираешься, лезешь поперед батьки в пекло! Ладно, пани ясна - на цей раз Панько тебя стращал, чтоб думала впредь, як ведьмачей за кожух… Неделю даю, на сборы, а больше не дам. Поняла, ясна пани?

- Зачем… зачем ты его? - вместо ответа на откровенную угрозу, женщина кивает в сторону притихшего, сжавшегося в комок Хосты. - Зачем?!

- Я? - вожак местного Ковена пожимает плечами. - Та ваш приятель и без Панька готовый опыряка был, когда я пришел. Ну, подсобил трошки, не без того…

- А… второй? Лекарь? - герою все с большим трудом удается держать себя в руках.

- А, той парубок, что Крамольником кличут? Той помер совсем. Як честные люди. Покрестить его успели, вот и помер, як всяка християнська душа. Ликар, говоришь, был? Если добрый ликар - теперь в раю вареники ест!

- Ухо ему отрубить, что ли? - скучным голосом интересуется Рио у женщины. - Или язык отрезать, чтоб не болтал глупостей? Как думаешь, Сале?

Кажется, на этот раз Панька проняло. Понял: этот убить не убьет, а вот язык и впрямь отрежет - глазом не моргнет.

- Ты, хлопче, думай, що балабонишь, - глядя в сторону, бормочет он. - А то как бы не пришлось тебе завидовать тому бурсаку, что панночку мертвую три ночи у церкви отчитывал…

- А ты думай, что делаешь, когда покойников поднимаешь! Говори: чем теперь Хосте помочь можно?

- А чем опыряке допоможешь?! - пасичник искренне изумлен. - Разве что отнести до кого, чтоб кровушки посмоктал? Так я и отнес!

- А покой дать ему можешь?

- Ну…

- Не 'ну', а делай, что сказано!

- Больно ты прыткий, хлопче! Добрый опыряка всегда в хозяйстве пригодится! Покой ему… Може, и упокою, если вы драпанете отсюда без разговоров, та болтать лишнего не станете. А приятелю вашему и