могилы?
Всех?
- Глупый, глупый каф-Малах…
Резко оборачиваюсь. В спине хрустит, и хруст этот пополам с быстрой, короткой болью кажется мне удивительней блеска зари над геенной. Некоторое время перевожу дух, жду, пока сойдут слезы, разом застлавшие глаза.
Никогда!… никогда раньше… каф-Малахом, золотой осой, пламенем ли, искоркой - никогда!…
Смотрю.
Старый, очень старый человек стоит напротив, до половины утонув в стене.
- Рав Элиша?! Рав Элиша, тебя ли вижу?!
Он молчит. Молчит и не отрывает взгляда: живого, насмешливого… родного. Если бы я мог выбирать отца, я бы выбрал - его.
Нет, иначе - я его выбрал.
- Рав Элиша!
И внезапно я все понимаю. Как обычно, он ответил мне, ответил самим своим приходом - но потребовалось время, чтобы его ответ вошел в глупого, глупого каф-Малаха.
Я сижу на полу, мучаясь холодом и болью в спине.
Он стоит напротив, плечом уходя в стену.
Прошлое отразилось в зеркале, поменяв нас местами и став - настоящим. Самым настоящим.
- Осы больше нет, рав Элиша?! Там, в медальоне - ее нет?!
Он смеется.
Смеюсь в ответ.
- Но и Блудного Ангела нет? да, старый рав?!
Свербит в носу. Чихаю: гулко, эхом сотрясая зал.
Да, Блудного Ангела больше нет.
Что же я сделал вчера, на пределе вытаскивая с Околицы ненужных мне людей? Что я натворил, что сотворил, отчего стал таким - прежним и новым в один час?!
Гляжу насквозь.
Не вижу. Ничего не вижу. Зал, стены, цветные клыки в деснах окон; старый, очень старый человек напротив.
Свет Внешнего нарушил влияние верха на основу? в ракурсе Сосудов это дало возможность рождения Малаха, а в ракурсе Многоцветья - надежду на всплеск Чуда?
Пустые слова.
Меньше, чем пустые.
Тянусь - волей? остатками?! нет, просто четырехпалой рукой.
Беру с пола зеленый осколок.
Наискось, по мякоти ладони - больно! Хорошо хоть, не очень глубоко зацепил. И течет - по запястью, по предплечью, тяжко капает на плиты.
Кровь.
Янтарная, густая… сворачивается коростой, прекращает течь.
Кровь.
Моя.
- Я сейчас смертен, рав Элиша?
- Глупый, глупый каф-Малах…
Старый, очень старый человек улыбается.
Улыбаюсь в ответ.
Прощаюсь.
- …Пали!
Бахнуло, громыхнуло, затрещало. И почти сразу - три арбалетных болта прянули на излете в разбитые окна. Первый задребезжал хищно, до половины уйдя в алебастровую лепнину под потолком; два его товарища упали вниз, лязгом заплясав по камню.
На пол.
Многоголосый крик - снаружи. Далеко. Пока далеко, но с каждой секундой все ближе, ближе…
- Пали!
Грохот, треск.
Где-то над головой надрывается в припадке детская трещотка. В башне? наверное.
Сын мой, ты спишь? ты хочешь в безопасное место, где тебя не убьют до наступления совершеннолетия?
Есть ли вокруг нас безопасное место?
Я подошел к окну. Выглянул, с трудом привыкая: надо наклоняться. Надо прятаться за раму, надо быть осторожным: ударит шальная стрела, вопьется осиным жалом, и польется кровь - жидкий янтарь.
Я еще нужен моему мальчику.
Я еще нужен им, тем, что бьются сейчас снаружи - не осой в золотые стенки, но силой в силу.
Какие-то старые отголоски смутно бродили во мне, будя случайный отклик - видимо, там, снаружи, хлестали друг друга наотмашь эфирные вибрации. Раньше я с легкостью… нет! не думать! не вспоминать!
Раньше нет, есть лишь сейчас.
Сын мой, я скоро вернусь! я не дам никому войти в твой зал, будь он латник здешнего князя, будь он Ангел Силы, язык обмана из жерла великой бездны!
Мне холодно.
Мне смешно.
Может быть, это и есть - страх?
- …От чорт!
У башенного окна отчаянно бранился один из черкасов. Завидя меня в дверях, он выпучил глаза. Рука дернулась: сотворить знамение.
- Подвинься!
Детская трещотка ожила в моих руках.
Словно ждала.
И почему-то казалось: не люди-муравьи падают наземь, опоздав добежать до рва со стоячей водой.
Длится бой у Рубежа, со сворой Ангела Силы.
Только не так, как тогда: один против всех.
Иначе.
Логин Загаржецкий, сотник валковский
В окне, поверх щитка кулемета, на миг возникла черномазая харя: сложились в ухмылку собачьи губы, плеснули огнем прорези узких глаз - негасимые лампады от висков к переносью.
Очухался, чорт-спаситель?!
Чорт махнул сотнику, как старому знакомому, шестипалой ручищей - и нырнул за щиток. Мгновение, и махиния вновь ожила, застрочила ровно, уверенно. Обернувшись к бойнице, сотник увидел, как свинцовый смерч безжалостно метет сперва по полю, а дальше - по насыпи, где вновь столпились вражьи
