— Ничего подобного! — возмутилась я, хотя и сама вообще-то начинала беспокоиться по этому поводу. У меня уже было кое-какое представление о том, что такое «последствия». Так взрослые называли всякие ужасные вещи: к примеру, ожог, который тебе обеспечен, если будешь играть со спичками, или опасность попасть под машину, если захочешь перейти улицу в неположенном месте. Еще «последствием» считалось любое наказание, когда ребенка отправляли к себе в комнату, или били, или заставляли писать в тетради какое-нибудь слово сто строчек подряд. Короче говоря, в связи с тем что у волшебства обязательно должны были быть последствия, мысль о нем уже не казалась мне столь привлекательной. И обижать фей, которые живут где-то там под землей, мне тоже совсем не хотелось. А что если я забуду сделать то, что обещала, а они возьмут да и заявятся ко мне посреди ночи?
— И еще, — продолжил Роберт. — Все, что ни сделаешь, вернется к тебе трижды. Иначе говоря, если ты сотворишь какое-нибудь чудо, то получишь в ответ такое же чудо, но в троекратном размере. Проблема только в том, что не всегда знаешь, доброе дело делаешь или нет. Волшебство нельзя четко разделить на хорошее и плохое, и поэтому всегда есть вероятность ошибиться. В общем, все это непросто. Если не быть осторожным, можно такого нагородить! Когда работаешь с большим количеством энергии и вдруг обнаруживаешь, что не знаешь, как направить ее в нужное русло, вокруг тебя могут наплодиться самые разные духи, упыри и прочие потусторонние существа. Попадать в такие ситуации неприятно, потому что кому-то более могущественному приходится все за тебя исправлять.
За окном послышался крик совы, и у меня вдруг скрутило живот: будто там внутри кто-то насухо выжал губку для мытья посуды. Я выглянула в окно и увидела, что солнце уже садится. С каждым днем это случалось все раньше и раньше.
— Мне пора домой, — выдохнула я.
Он рассмеялся.
— Бедняжка, я тебя напугал! Да, пожалуй, ты все-таки еще слишком мала. Но у тебя есть способности, я в этом не сомневаюсь. Может, когда-нибудь, когда ты станешь постарше… Ведь ты еще приедешь сюда на каникулах? Бетани хотела бы увидеть тебя снова.
— Не знаю.
— Ну что ж, если когда-нибудь окажешься в наших краях, заходи!
И Роберт начал набивать свою трубку.
— Может, напоследок предскажете мое будущее? — спросила я, чувствуя, что мне до слез не хочется уходить. — Вы ведь обещали!
Каникулы заканчивались, и я знала, что в лесной дом больше не попаду, а ведь я, трусиха, волшебству так и не научилась. Мне хотелось передумать, но было уже слишком поздно. А моя семья сюда возвращаться не собиралась — я это знала. Мама была недовольна сыростью в доме, а отец говорил, что до этих мест очень долго добираться. Я вдруг поняла, что буду скучать по Роберту и Бетани и их необычной жизни.
Роберт все еще стоял у кухонной раковины. Он положил трубку на стол, повернулся к окну и с минуту смотрел в него. Когда он снова повернулся ко мне, глаза его светились пугающе ярким зеленым цветом, и выражение лица было незнакомым. Раньше он всегда напоминал мне мудрое старое дерево. А теперь его черты стали острыми, точно камни, выглядывающие из клокочущих волн. Он словно впал в транс.
— Ты никогда не закончишь начатого, — сказал он будто не своим голосом. — Ты никогда не одолеешь чудовище. И в конце ты так ни к чему и не придешь.
Я знала, что этот день будет точно таким же, как и все остальные. Правда, из-за очереди на паром начался он позже, чем обычно. Как правило, успев выгулять Бешу, до Торбея я добиралась где-то к десяти с небольшим, а сегодня стрелка на часах уже подбиралась к одиннадцати, а я все еще была в пути. С другой стороны, это был не самый плохой вариант: иногда в дороге у меня перегревался радиатор, и приходилось останавливаться, чтобы залить в него антифриз, и тогда я приезжала еще позже. До перерыва на обед мне удавалось поработать всего час, а то и меньше, если приходило много писем. Утренняя работа автоматически переносилась на «после обеда», и спустя некоторое время, управившись наконец с делами, начатыми с утра, и решив всякие административные вопросы, связанные с «Орб букс», я вдруг обнаруживала, что пришло время ехать в супермаркет, а потом — домой. Ну и как написать роман, если у меня совершенно нет на это времени? Неужели нельзя жить иначе? Когда я дописывала вторую половину любой из своих заказных книг, время перло на меня буквально отовсюду, даже из самых темных углов! Утром перед прогулкой с Бешей я писала не менее пятисот слов прямо за кухонным столом, я записывала кучу всего за обедом, подчас я продолжала писать даже в очереди в супермаркете, пользуясь крошечной клавиатурой на мобильнике. Однажды я выдала семь тысяч слов за один день. Но сегодня было понятно, что я вряд ли смогу всерьез поработать над романом. К тому же меня ждала рецензия на книгу.
Сельские пейзажи за окном автомобиля казались слишком яркими в холодных лучах февральского солнца. Я ехала через Торбей и, поставив громкость приемника на минимум, размышляла над тем, с чего лучше начать рецензию. Оскару нравилось, когда я разносила книги в пух и прах, и я почти не сомневалась в том, что он нарочно давал мне такие романы, которые наверняка должны были меня взбесить. Именно поэтому я и решила оторваться с «Искусством жить вечно» по полной программе, только вот еще не придумала как. Мишень была какая-то уж больно незащищенная. Я подумала, что можно написать что-то вроде «Постоянные читатели уже знают, что проблемой вечности меня лучше не провоцировать», но это было бы уже чистой воды выпендрежем. Я, конечно, работала для этой газеты уже достаточно давно, чтобы можно было иногда переходить на рецензии от первого лица, но ведь всему есть предел. Может, лучше написать, что каждый раз, когда люди начинают вмешиваться в природные процессы, ничего хорошего из этого не выходит, а когда они лезут в вопросы бесконечности — это, уж извините, вообще
Может, так и начать рецензию? Нет, пожалуй, и это не годится.
В бесконечной вселенной Ньюмана будет время на то, чтобы написать бесчисленное количество романов и прочитать все книги, которые я когда-либо начинала, и даже те, за которые еще не бралась. Но кому будет интересна беллетристика? Романы нужны нам только потому, что мы смертны. По радио начался выпуск новостей, и я сделала звук погромче. Исследование показало, что прозак, который принимают сорок миллионов человек, включая моего брата Тоби, всегда действовал лишь как плацебо. Проезжая мимо Морского центра, я снова подумала о Роуэне. «Медленно я увядаю в твоих объятьях». Даже если бы мы оба были одиноки, он все равно слишком стар для меня. Хорошо, что мы так и не стали переписываться по электронной почте. Хотя, возможно, именно сегодня я получу от него письмо — я ведь сказала, чтобы писал, когда захочет. И что тогда? Я не смогу даже поцеловать его снова, потому что у меня не хватит воли на этом остановиться. А снова жить воспоминаниями о поцелуе — нет, только не это.
Я выбросила в ведро для бумаги затерявшийся в кармане с прошлой недели парковочный билет и все утро просидела над рецензией за своим столом. Раньше за этим столом всегда работал Роуэн, а потом я забрала его себе. Оскар редко разрешал мне написать о чем-либо больше восьмисот знаков, а часто оставалось и того меньше, если на страницу вставала реклама. Его помощница Джастин большую часть
