— А лань? — спросил я.

Само собой, отвечала она, где олени, там и лани.

Мы миновали Будвики и снова выехали на опушку густого бора.

На поляне, под солнышком, огороженные жердинами, росли молодые лиственницы и всякие редкостные деревца. А у дороги к изгороди прислонилась лань и глядела прямо на меня.

У нее были большие карие глаза, на голове красная косынка.

Я не мог оторвать от нее взгляда, сердце мое замирало от волнения.

Только когда мы отъехали, я осмелился спросить маму, видела ли она лань.

Нет, никакой лани она не видела, видала только будвикскую пастушку. А лань, она ведь на телку смахивает. Только ноги потоньше.

Я негодовал. Лань похожа на телку? Да как можно такое говорить…

И право же, по сей день, когда слышу я слово «лань», мне неизменно видятся большие карие глаза, красная косынка и молодые лиственницы на солнечной поляне.

В летнюю пору что может быть лучше воскресенья, если день погожий и ты не одинок! Так и чудится, будто на деревьях обновилась листва и все цветы выглядят совсем по-другому. Ты идешь босиком по траве, а меж пальцами то и дело проглядывает алая головка клевера. Сорвешь лист с орехового куста, положишь на кулак и пристукнешь по нему другой рукой — хлоп! В окрестных лесах откликнутся пять, и то и шесть кукушек…

Однажды привелось нам услышать кукушку-вещунью. Хозяин с хозяйкой уехали куда-то в гости и перед отъездом строго-настрого приказали Янису сторожить дом. Похоже, именно поэтому их сынка так и тянуло куда-нибудь улизнуть.

Всю первую половину дня мы с ним слонялись по двору, по огородам, по сараям, облазили все подклетья, поковырялись в механизме старых стенных часов в хозяйской комнате, заставляли их бить в неурочное время, и к обеду делать нам стало решительно нечего.

— Сходим к кузнице? — предложил Янис.

— Чего ж не сходить!

Мы дошли до кузницы и там на дворе принялись ворошить груду железа. Вдруг в дальних кустах будто кто свистнул.

— Вроде свистели? — сказал Янис и прислушался.

— Похоже, так.

— Давай ответим!

Янис приложил к кончику языка четыре пальца, потом засунул их в рот, так что губы растянулись, как резиновые, и громко, заливисто засвистел.

Нет, вдали отозвалось не эхо…

— Наверно, Школьный Рудис, — сказал Янис. — Махнем на горку, глянем, чего он делает. Не загнал ли козу в наш соснячок? Вот и поймаем! И выкуп возьмем.

Рудис на сей раз был один, свободный от докучной пастушьей страды. Он шел по обочине канавы и насвистывал. Мы пошли ему навстречу.

— В лес, ребята! Бежимте в лес! — закричал он нам еще издали. — Гляньте, вон еще идут!

Мы посмотрели в ту сторону и видим: правда, идут братья Брангали, все трое, один одного выше на полголовы.

— В большой лес идут, орешины резать на ободки для рачней. Ну-ка, пошли и мы с ними.

Янис отказался, дескать, велено дом сторожить, но когда братья подошли к нам, добавил, что можно бы и пройтись всем вместе до опушки, а оттуда сразу свернуть домой. И мы пошли.

Все три брата держали наготове ножи, будто нам немедля надо было браться за дело, а коли мы своих обязанностей понимать не желали, то они начали лихо размахивать ножами, подступая к нам ближе и ближе.

— Думаешь, не острый? — стращал Яниса один из братьев и чуть было не срезал ему пуговицу.

Янис вырвал у него нож, оглядел со всех сторон и объявил, что таким только мозоли резать. Тут он вытащил свой блестящий охотничий нож, вынул лезвие — вжик! — и одним махом скосил ольховнику у тропы.

Братья сразу скисли. Они переглянулись и молча попрятали свои ножички по карманам. Я же, напротив, возгордился, будто моя это заслуга, что у Яниса такой нож.

Тем временем ноги наши ступали по дорожке хоть и мелкими, но резвыми шагами. Вот, по левую сторону, осталось позади ржаное поле, а справа, — зацветшее мочило; вот мы, добравшись до пригорка, топаем босыми ногами по твердым комьям глины и от боли знай охаем, а вот, будто выводок утят, проворно скатываемся под горку по недавно вырытой вдоль парового поля канаве и спешим дальше.

Наконец перед нами — большая луговина, а за ней и лес. На лугу больше мха, чем травы. Ничего мы тут не вытоптали, а все же боязно — вдруг хозяин скрытно караулит, поймает и выдерет. Мы-то его хорошо знаем! И трусцой, трусцой, поскорее добегаем до опушки.

Янис, оглянулся: до дома этак с версту.

— Совсем недалеко, — промолвил он робко. — Думаешь, отец до вечера вернется?

— Уже школьник, а отца боится! — презрительно протянул самый старший из братьев пискливым, как у девчонки, голосом.

Нет, наш Янис не из тех, кто позволит над собой насмехаться. Он поглубже нахлобучил шапку и в один прыжок первым очутился в лесу.

Старые березы с корявой корой, темные разлапистые ели — все деревья и кусты застыли в удивлении при виде веселой ватаги гостей. В лесу неугомонно чивикали, щебетали всевозможные мелкие птахи. Хотелось до конца дослушать их громкую песню, но чем дальше заходили мы в лес, тем громче она звенела. И вдруг в это звонкое пение ворвался глухой выкрик:

— Ка-ха-а!

В испуге мы остановились.

— Что за птица?

— А может — зверь?

— Ка-ха! Ка-ха! Хахахахахаха!

— Эх ты, дурила! Это же кукушка!

— А все же не к добру это, — сказал Рудис. — Вот увидите. Это кукушка-вещунья, она беду кличет.

Сбившись кучкой, молча шагали мы в лесном сумраке. Если близ тропинки попадалась прямая орешина, братья отходили в сторону и, срезав ее, бегом догоняли остальных. Мы направлялись на берег лесной речки, где густо рос орешник. Но, к нашему удивлению, почему-то таких тонких прутьев, какие требовались братьям Брангалям, почти что не находилось.

— Все она, кукушка-вещунья! — крикнул один из братьев. — Так и уйдем ни с чем.

— Ну да! Ну да! — запищал старший брат. — И скажем дома, что в будущее воскресенье опять надо идти искать в другом лесу. Лучше гулять, чем стадо пасти.

Мы сразу почувствовали себя привольно. Ребята и сами поверили в свою выдумку, что подходящих орешин тут не сыскать, и все будто из тенет вырвались. Размахивая ореховыми посошками, мы взобрались на бугор; там, на зеленом мху, решено было устроить привал и хорошенько отдохнуть.

Мы уже немалое время валялись на бугре, когда Рудис приметил, что мох местами не то изрыт, не то вытоптан.

— Это барсуки либо кабаны! — крикнул он и вскочил.

Повскакали и мы. Более того — кинулись бежать со всех ног! Старшие удирали скорее потехи ради, ну а мы, младшие, прямо-таки чувствовали, как острые клыки впиваются нам в икры. Как тут удержишь