ему совершенно исключительный характер, ибо изо всех последовании только еще исследование елеосвящения имеет семь апостолов и евангелий, да утреня Великого Пятка 12 евангелий. Каждое чтение апостола и евангелия предваряется целым рядом псалмов, антифонов, тропарей, седальнов. За первыми тремя евангелиями следуют особые молитвы. Пред 5-м апостолом - блаженны, которые здесь не на шестой, особенно грустный глас, как в последовании погребения мирских человек, а на второй, тоже с оттенком некоторой грусти, но полный нежной любви, в данном случае любви духовных детей к духовному отцу. Канон в этом последовании особый, нарочитый, тогда как в мирском погребении субботний из октоиха. Глас для канона здесь тот же, что и там, шестой, но в большей его части, в своеобразном величественном напеве канона Великой Субботы и Великого Четвертка.
Как и в других подобных последованиях канон поется без ирмосов лишь с катавасией по 3, 6, 9 песням. По 6-й песни канона не один, а 24 икоса, каждый заканчивающийся припевом аллилуиа, а весь ряд икосов предваряется и завершается каждением. По 9-й песни по праздничному ексапостиларий содержание которого - славословие Господу от лица усопшего за самую смерть. Ныне упокоихся и обретох ослабу многу, яко преставихся от истления и прилепихся к животу: Господи, слава Тебе. Усопший уже ощущает на себе благодетельность смерти, он успокоился уже от земных волнений, он получил уже ослабу многу от земных скорбей и благодарит Господа. Но он хочет, чтобы и окружающие его гроб прониклись бы таким же настроением, он как бы хочет посильнее и поглубже внушить им эту мысль о благодетельности для человека смерти. Поэтому ексапостиларий здесь необычно повторяется пять раз, переплетаясь с псаломскими стихами, в которых разительное противопоставление: человек - как трава, дни его - как цветок полевой, вышел из него дух, и не стало его и истина Господня пребывает во век. За ексапостиларием следуют утренние псалмы 148-150, стихиры 4, великое славословие, которое читается по будничной редакции, как и на утрени Великого Пятка. Затем поются стихиры Дамаскина: Кая житейская сладость, причем здесь не по одной на каждый глас, а по несколько (2-3) со своими особыми в каждом гласе стихами и богородничными. Весь ряд этих стихир на 8 гласов заканчивается еще особо стоящими тремя стихирами 8-го же гласа. Слава 6-го гласа, и ныне богородичен.
После стихир утренний стих Благо есть, Трисвятое, тропари Покой Спасе… В покоищи Твоем, Господи и богородичен Мати Святая. Затем сугубая ектения, последнее целование и все дальнейшее, как и в мирском последовании. Только при перенесении гроба к могиле поется не начало последней литии, Святый Боже, а ирмосы великого канона Помощник и Покровитель. Знаменательно, что для данного случая избраны ирмосы именно великого канона, выдающегося, исключительного канона. Так соответствует обстановка и своеобразный напев шестого гласа и содержание, а в особенности начала. Служитель Церкви, тот, кто при жизни своей быть может в этом самом храме так часто славословил Господа, теперь оставляя храм, громогласно возвещает провожающим его, что его Помощником и Покровителем по-прежнему остается Господь, что он по-прежнему будет прославлять Господа, возносить Бога отцов своих, а вместе с тем, предполагается, будет и молиться Господу о собратиях своих и чадах духовных. Пение более продолжительное, чем начало литии вызывается и практическими соображениями. Хотя расстояние от храма до могилы иерея еще ближе, чем до могилы мирянина, ибо ей приличествует быть если не в самом храме, то непосредственно около стен храма, но путь до нее длиннее. У нас в древности установился обычай по изнесению гроба иерея из храма обносить его вокруг храма. На это не достанет пения одного только начала литии: последование погребения не говорит об обнесении гроба вокруг храма. Но назначение пения ирмосов Великого Канона, поющихся косным напевом, предполагает какое-то шествие более, продолжительное, чем только от храма до могилы.
Так чествует Святая Церковь того, кого Сам Господь в Церкви служителя поставил… в человецех духовным достоинством украсил… и на земли жизнь его прославил. Так в последний раз утешает она совершителя служб церковных многоразличными видами пения и чтения. Так призывает Святая Церковь верующих совершить усиленное и продолжительное моление у гроба молившегося за них, исполнить его последнюю просьбу: молю всех знаемых и другое моих: помяните мя пред Господем. Можно ли поэтому делать хоть какие-нибудь сокращения в этом последовании? А сколько назидания предлагается в нем для живых! Недаром в уста усопшего влагается обращение к окружающим гроб: вас ради сотворих рыдание, негли имети кому к пользе. Рыдания не нужны по усопшему… Все это скорбное торжество имеет в виду по преимуществу окружающих гроб, - не послужит ли оно кому на пользу?
ПОСЛЕДОВАНИЕ ИСХОДНОЕ МОНАХОВ
Доследование монашеского погребения не похоже ни на одно из остальных последований погребения. Весь строй его совершенно ИНОЙ, необычный, отличный от тех. Это в соответствии ИНОМУ, необычному, отличному от мирского образа жития монашеского.
Уже непорочны, которыми начинается и этот чин, как было отмечено ранее, имеют необычный вид. За непорочными с их тропарями и седальном Покой Спасе наш: следует 50-й псалом, всегда предваряющий канон. Но канон отсутствует в монашеском погребении. Вместо него длинный ряд воскресных степенных антифонов на все 8 гласов и заупокойных стихир также всех 8 гласов.
Антифоны - это песнь пустынножителей по преимуществу и песнь о пустынножительстве. А монашество в существе своем есть пустынножительство, отшельничество даже и среди мира. Поэтому так естественно воспеть при гробе монаха о желаниях пустынников, мира сущих суетного кроме о том, как блаженна жизнь пустынножителей, божественным желанием воскриляющихся. Житие монашеское - это порыв к Богу. Поэтому при гробе монаха пение степенных, в коих изображается как бы по ступеням совершающееся устремление верующей души к Богу, души, у которой непрестанное божественное желание, которая на небо непрестанно обращает очи сердца. Монашество есть по преимуществу образ покаяния. Поэтому при гробе монаха моление: Помилуй нас.,, и даждь образ… покаятися Тебе. Монашество есть по преимуществу усиленная борьба со страстями, кои от юности каждого из нас борют, коими враг палит нас. Только надеясь на Бога можно победить сего. Монашество есть плач о грехах, но плач, носящий в себе залог радости. Все эти мысли, которые в известной степени должны быть свойственны всякому искреннему и убежденному христианину, особенно сильно переживаются душой, удалившейся от мира, избравшей ИНОЙ образ, жития. Теперь при гробе инока они еще раз воспоминаются в умилительных антифонах степенных.
Антифоны - не поминальные песнопения, а наоборот, праздничные, по преимуществу воскресные. При гробе монаха они сами по себе принимают своеобразный оттенок. Но погребение не может обойтись без нарочито поминальных молитвословий и потому антифоны перемежаются, переплетаются с заупокойными молениями о преставльшемся в стихирах, которые поются также на все 8 церковных гласов.
Заупокойные стихиры в последований монашеского погребения поются без всяких особых стихов, как обычно поются стихиры на вечерней литии в праздники. Это конечно, не обмолвка Устава. Там где стихи должны быть, как, напр., на подобных же стихирах в последований погребения священнического, они определенно и точно указаны. В некоторых монастырях к стихирам на погребение припевают к каждой: Упокой Господи душу усопшего раба Твоего. Этот припев часто повторяется в погребении мирских человек на каноне. Его краткость и выразительность при частом повторении особенно сильно обращает мысль окружающих гроб к усопшему, как бы приковывает к нему их внимание, преисполняет сердца их любовию к нему, усиливает скорбь о разлуке, вызывает слезы. Но то, что уместно у гроба мирянина, окружаемого собратиями мирянами, - то не совсем уместно у гроба монаха. Любовь монахов к почившему брату иного характера, чем любовь мирян. И скорбь их теперь также иного характера. Она изливается в более спокойных, выдержанных выражениях в стихирах, которые уже по самому своему объему не могут так сильно в одних и тех же словах подчеркивать одну и ту же мысль. Не потому ли б