Я не могла ни о чем думать. Не могла разговаривать. Не знала, как с ним себя вести: умолять, бороться или приводить какие-то доводы? Он продолжал крепко сдавливать мою челюсть, прижимая ее к груди. Я уже ощущала вкус собственной крови во рту.
– Вам нечего сказать? Что ж, побеседуем позднее.
Эти слова он произнес как-то странно: как будто облизывая губы.
– Я кое-что приготовил для вас, доктор Бреннан. – Я почувствовала, что мой ненавистник нагнулся куда-то в сторону, а через мгновение его пальцы разжались, высвобождая мою голову. – Это подарок.
Послышались какие-то металлические звуки, он вновь схватил меня за голову, притянул к себе, и по моему лицу скользнуло вниз, на шею, что-то холодное. Не успела я сообразить, что произошло, как он дернул рукой, и меня ослепила россыпь искр перед глазами, приступ удушья, тошноты и немыслимая боль. В эти мгновения я была не в состоянии ни о чем-то думать, ни что-либо делать.
Он еще раз резко потянул за цепь, сдавливая мое горло. Меня опять пронзила стрела острой невыносимой боли.
Я хватанула ртом воздух и вскинула руки, инстинктивно желая избавиться от мук. Он схватил меня за запястья, надел на них вторую цепь, рывком затянул ее, взял конец первой цепи в ту же руку и неожиданным резким движением занес эту руку над своей головой. Легкие обожгло огнем, а мозг взмолился дать ему воздуха. Весь остаток сил я сконцентрировала на мысли: только бы не потерять сознание. По щекам покатились слезы.
– Я сделал вам больно? Извините.
Он опустил руку, и я глубоко и прерывисто вдохнула.
– Здорово смотритесь, борясь за возможность дышать.
Мой истязатель шагнул вперед, становясь прямо передо мной. Сквозь пелену тумана, застилавшего мои глаза, я увидела его лицо. В нем было что-то звериное. Уголки губ подрагивали. Казалось, ему вспомнилась какая-то шутка и он сдерживает смех. Во второй руке у него был нож. Он поднял ее и самым кончиком металлического клинка обвел мои губы.
У меня пересохло во рту, а язык как будто приклеился к нёбу. Я сглотнула и попыталась заговорить:
– Я бы...
– Заткнись! Закрой свою пасть! Я прекрасно знаю, что ты думаешь обо мне, что все вы обо мне думаете! Что я – что-то вроде генетического урода, что меня необходимо уничтожить! А я гораздо лучше вас всех, и ты должна мне подчиняться!
Он так крепко сжал пальцы вокруг рукоятки ножа, что рука его задрожала. Она выглядела смертельно бледной в сгущавшейся полутьме, слишком гладкой, костяшки – слишком круглыми.
Перчатки! – догадалась я. Вот что за запах показался мне настолько знакомым!
Он поднес острие ножа к моей щеке и легонько надавил. Я почувствовала, как к подбородку потекла теплая струйка крови. Ситуация была безнадежной.
– Скоро ты попытаешься сорвать с себя трусы, так сильно меня захочешь. Потерпи, доктор Бреннан. Сначала поговорим. Раскрывать рот будешь только тогда, когда я велю.
Мужчина тяжело дышал, играя концом цепи, надетой на мою шею, то наматывая ее на кисть, то разматывая. Его ноздри белели в полумраке.
– Расскажите же мне, – он опять разговаривал тихо, – что вы обо мне думаете? – Его глаза были бесстрастными и холодными, как глаза какого-нибудь ящера. – Наверное, считаете, что я умалишенный?
Я молчала. По стеклу двери за его спиной забарабанили капли дождя.
Он потянул за цепь, приближая меня к себе.
– Переживаете за дочку?
– Что вам о ней известно? – произнесла я сдавленно.
– О вас мне известно все, доктор Бреннан, – сказал он сладко, почти пропел.
А у меня возникло такое чувство, будто я услышала какую-то грубость. Я сглотнула, превозмогая боль. Я должна была что-нибудь отвечать, чтобы не выводить его из себя.
– Вы знаете, где моя дочь?
– Возможно.
Он опять поднял руку с цепью, на сей раз медленно, заставляя меня запрокинуть голову, потом приставил острие ножа к моей шее.
На небе сверкнула молния.
– Как вам?
– Пожалуйста... – выдавила из себя я.
Он ослабил цепь, позволяя мне опустить голову. Я сглотнула и сделала глубокий вдох. Горло было охвачено пламенем, шея опухла и покрылась кровоподтеками.
Я подняла руку, намереваясь растереть ее, но он не дал мне такой возможности – резко дернул за свободный конец цепи на моих запястьях. Уголки его губ опять задрожали.
– Вам нечего мне сказать?
Он впился в меня взглядом. Зрачки были настолько расширены, что заполняли всю радужку. Нижние