и не облеченный в добродетели ищет славы человеческой. Итак, святые, будучи посылаемы Богом на помощь людям, по смирению отказывались от всего. Моисей говорил: «Молитися поставити иного могуща, аз бо есмь гугнив и косноязычен» (Исх. 4, 10), Иеремия же говорил: «Юнейший есмь аз» (Иер. 1, 6). И, одним словом, каждый из святых приобрел сие смирение, как мы сказали, чрез исполнение заповедей.
Но что такое сие смирение и как оно рождается в душе, никто не может выразить словами, если человек не научится сему из опыта. Из одних же слов нельзя сему научиться.
Некогда авва Зосима говорил о смирении, а какой-то софист, тут находившийся, слыша, что он говорил и желая понять это в точности, спросил его: «Скажи мне, как ты себя считаешь грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, что исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?»
Старец же не находил, какой дать ответ, а только говорил: «Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным». Софист настаивал на своем, желая узнать, как сие может быть. Тогда старец, не находя, как ему это объяснить, начал говорить ему со своею святою простотою: «Не смущай меня, подлинно считаю себя таким». Видя, что старец недоумевает, как отвечать софисту, один из братии сказал ему: «Не то же ли самое бывает и в софическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то, по меpe упражнения в оном, врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле; душа приобрела навык, как я уже сказал, постепенно и нечувствительно, чрез упражнение в искусстве. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить этого словом». Когда авва Зосима услышал его, он обрадовался, тотчас обнял говорившего и сказал: «Ты постиг дело, оно точно так бывает, как ты сказал». И софист, услышав эти слова, остался доволен и согласен с ними.
И старцы сказали нам нечто, помогающее нам уразуметь смирение. Самое же состояние, в которое душа приходит от смирения, никто не мог объяснить. Так, когда авва Агафон приближался к кончине и братия сказали ему: «И ты ли боишься, отче?» - он отвечал: «Сколько мог, я понуждал себя сохранять заповеди, но я человек, и почему могу знать, угодно ли дело мое Богу? Ибо иной суд Божий, и иной человеческий».
Вот, он открыл нам глаза, чтобы уразуметь смирение и указать путь, как его достигнуть, а как оно бывает в душе, никто не мог ни сказать, ни постигнуть чрез одни слова; разве только от дел душа может научиться сему несколько. А что приводит нас к смирению, о том сказали отцы. Ибо в Отечнике написано: один брат спросил старца: «Что есть смирение?» Старец отвечал: «Смирение есть дело великое и Божественное; путем же к смирению служат телесные труды, совершаемые разумно; также чтобы считать себя ниже всех и постоянно молиться Богу - это путь к смирению; самое же смирение Божественно и непостижимо».
Почему же старец говорит, что телесные труды приводят душу в смирение? Каким образом телесные труды делаются душевными добродетелями? То, чтобы себя считать ниже всех, как мы уже сказали, сопротивляется демонам и первой гордости, ибо как может считать себя большим брата своего, или гордиться пред кем-либо, или укорять, или уничижать кого-либо тот, кто почитает себя ниже всех? Также и молиться непрестанно - явно противится второй гордости, ибо очевидно, что смиренный и благоговейный, зная, что невозможно совершить никакой добродетели без помощи и покрова Божия, не перестает всегда молиться Богу, чтобы Он сотворил с ним милость, ибо непрестанно молящийся Богу, если и сподобится совершить что-либо, знает, почему он совершил сие, и не может возгордиться и не приписывает это своей силе, но все свои успехи относит Богу, всегда благодарит Его и всегда призывает Его, трепеща, как бы ему не лишиться такой помощи и не обнаружились бы его немощь и бессилие. Итак, он со смирением молится и молитвою смиряется, и чем более преуспевает всегда в добродетели, тем более всегда смиряется, а по мере того, как смиряется, получает помощь и преуспевает чрез смиренномудрие.
Но почему старец говорит, что телесные труды приводят к смирению? Какое отношение имеют телесные труды к расположению души? Так как душа по преступлению заповеди предалась, как говорит св. Григорий, прелести сластолюбия и беззакония, и возлюбила телесное, и, некоторым образом, стала как бы нечто единое с телом, и вся сделалась плотию, как сказано: «Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих вовек, зане суть плоть» (Быт. 6, 3), и бедная душа как бы страждет телу и сочувствует во всем, что делается с телом. Посему-то и сказал старец, что телесный труд приводит душу к смирению. Ибо иноe расположение души у человека здорового и иное у больного, иное у алчущего и иное у насытившегося. Также опять иное расположение души у человека, едущего на коне, иное у сидящего на престоле и иное у сидящего на земле, иное у носящего красивую одежду и иное у носящего худую.
Итак, труд смиряет тело, а когда тело смиряется, то вместе с ним смиряется душа. Следовательно, хорошо сказал старец, что телесный труд приводит к смирению. Посему, когда Евагрий подвергся брани от хульных помыслов, то он, как муж разумный, зная, что хула происходит от гордости и что когда смиряется тело, то вместе с ним смиряется и душа, провел 40 дней на открытом воздухе, так что тело его, как говорит его жизнеописатель, стало производить червей, подобно тому как случается у диких животных, и такой труд он подъял не ради хулы, но ради смирения. Итак, хорошо сказал старец, что и телесные труды приводят к смирению.
Благий Бог да подаст нам смирение, ибо оно избавляет человека от многих зол и покрывает его от великих искушений. Богу слава и держава вовеки. Аминь.
Только веруй
«Аз есмь Алфа и Омега, начало и конец»,- говорит Христос.
Доказательством веры в бытие Божие является неоспоримый внутренний закон, данный нам Богом, показывающий нам добро и зло - награждающий за добро ощущением духовной радости и карающий за зло угрызениями совести.
В Бога мы можем только верить, а не доказывать Его бытие. Кто верит, тот не требует доказательства, а если хочешь доказывать, тогда где же вера?!
Ты скажешь: но ведь учение - свет.
Да, свет! Большой свет! Но скажи, разве ты зажигаешь лампу днем? Или если ты пришел ночью любоваться на звездное небо, разве ты принесешь свечу? Она только тебе мешать будет, а ведь лампа и свеча - свет.
О Троице не испытуй, но только веруй и поклоняйся, ибо кто испытует, тот не верует. Когда дело идет о тайнах Божиих, не спрашивай внутренно: как это бывает? Ты не знаешь, как Бог сотворил весь мир, не можешь, да и не должен, знать и здесь, как что-либо Бог делает тайно. Тайна Божия тайной и должна для тебя остаться, потому что ты не Бог, не можешь знать всего, что Бесконечному Премудрому Богу известно.
После Иисуса Христа нам не о чем любопытствовать, после Евангелия нечего изыскивать. Когда им веруем, тогда не хотим веровать никому и ничему другому.
