— Ну, я, — говорит мама, — шла мимо песочницы, а в ней сидит один наглый такой круглоголовый малыш, дошкольник. И дразнится: «Спорим, вам, тётя, слабо на крышу залезть. И попрыгать там на одной ножке». — «Спорим, — говорю, — не слабо». Залезла и попрыгала.

— А что он тебе проспорил? — спрашивает папа.

— Кто?

— Дошкольник. На что вы с ним спорили?

— Да мы, — вздохнула мама, — договориться не успели. Я сразу полезла.

— Надо было заранее договариваться, — покачал головой папа. — Я вот в прошлую пятницу в «Макдоналдсе» с одним школьником в красной кепочке на десять гамбургеров поспорил. Что за минуту десять гамбургеров съем.

— Съел? Выиграл? — заинтересовалась мама.

— Почти. Девять съел, а на десятый у него денег не хватило. Так он, бессовестный, ещё и требовал, чтоб я ему обратно деньги вернул. Мы, говорит, не на девять спорили, а на десять.

— Это же нечестно! — вскричала мама. — Какой жулик. — И стукнула гипсовой ногой по больничной тумбочке.

— Папа, мама, — говорит мальчик, — когда же вы угомонитесь? Когда поймёте, что нельзя с кем попало на что попало спорить? Это очень опасно. Даже не знаю, что мне с вами делать.

— Ясно что, — говорит мама. — Судьёй будешь. Арбитром. Скажешь, кто победил в нашем с папой споре.

— Про яблоки с медсёстрами? Ни за что.

— Нет, нет. Это другой спор. Я уже договорилась, чтоб, когда нас из больницы выпишут, гипс с ног не снимали. А доктор обещал ещё и костыли подарить. Мы с папой в гипсе на костылях домой поскачем. На спор. Кто быстрей.

— Я, конечно, — усмехнулся папа, — первый буду. Это как пить дать. Я вчера с самим доктором соревновался. По лестнице. Мы с ним в гипсе мчались. На костылях. На два этажа его обогнал.

— Как с доктором? — удивился мальчик. — Он что, тоже ноги сломал? В гипсе лежит?

— Да не лежит он, а прыгает, — объяснил папа. — И не сломанные у него ноги. Но он же тоже живой человек, ему тоже хочется. Попросил медсестёр наложить гипс. На здоровые ноги. На полчаса. Чтоб со мной посоревноваться. На два этажа отстал. С непривычки. Очень расстроился. Гипс снимать не стал. Так и пошагал домой, с костылями под мышкой. Я, говорит, на двенадцатом этаже живу, потренируюсь. Завтра всех вас запросто обгоню.

Возвращается мальчик из больницы домой, думает: «Взрослых нужно всё время в больничных палатах держать, с самого детства. Потому что, как только эти взрослые из больницы выйдут, тут же обратно в неё попадут. Взрослых из больниц выпускать — напрасный труд. Правильно говорят: чем больше дома взрослых, тем больше нужно бинтов в домашней аптечке. И йод домой из аптеки носить. Вёдрами».

У одной девочки мама не собиралась книжки читать. Отказывалась. За целый месяц только одну книжку в руках держала. Тоненькую. И то всего половину минуточки. Потому что девочка ей дала.

— Смотри, — сказала, — какая увлекательная история про колобок. Прочти.

Мама взяла книжку, поводила пальцем по первым буквам, отложила в сторону:

— Скучно.

— Как скучно? Ты до какого места прочла?

— До деда голодного. Как он хлеба просит.

— Где хлеба? — девочка заглянула в книжку. — Не хлеба. Дед просит бабку испечь колобок.

— Это одно и то же. Колобок — хлеб.

— Колобок не простой хлеб. Он разговаривает. Песенку поёт.

— Себя рекламирует? Ешьте меня, я сытный. Свежий и аппетитный. Сто раз такие рекламы по телевизору видела. Все песенки поют. И хлебы, и помидоры, и памперсы. Надоело.

— Колобок не реклама. Неужели тебе совсем не интересно, что с ним будет? Ты ведь не знаешь, чем кончится. Ни за что не догадаешься.

— Я, — говорит мама, — примерно представляю себе, чем обычно такие дела кончаются. Его съедят.

Девочка помолчала, подумала, что, хотя мама и отказывается книги читать, всё-таки она довольно сообразительная женщина. Особенно для своего возраста. Видимо, природный ум.

— Отчего ты так решила? — спросила девочка.

— Он еда. Еду едят.

— Допустим. Но ты же не знаешь, как его съедят.

— Ага, — обрадовалась мама, — значит, я правильно догадалась. Съедят. А как съедят — это уже не важно. Какая разница? Наверно, разрежут на ломтики, помажут маслом, сверху колбаску положат…

— Вот и не угадала.

— Ну, сыр. Или без ничего. Просто с маслом.

— Нет.

— Без масла?

— Я тебе не скажу. Прочти. Узнаешь.

— Не стану я из-за таких пустяков стараться. Буквы разглядывать. Без масла так без масла. Мне всё равно.

— И ты никогда не узнаешь, кто его съел.

— Это и так понятно. Дед. Он же бабку просил испечь.

— А вдруг у бабки муки не окажется?

Мама немного подумала:

— Если б муки не оказалось, тогда б и книжки никакой не было. Мука у бабки наверняка была. Наскребла немножко. Где-нибудь. Или в магазин сбегала. Потом испекла. И дед пообедал. Колобком.

— Нет. Деду колобок не достался.

Мама наморщила лоб, поразмышляла. Потом спросила:

— Эта бабка, она случайно не баба-яга?

— Нет.

— Я подумала: если она плохая, могла, конечно, испечь, а деду не дать. Сама и съела. Тайком. Ты уверена, что бабка не яга?

— Уверена.

— Значит, просто плохая, — размышляла мама вслух. — Или очень голодная. Если, допустим, дед уже позавтракал, а бабка ещё нет, тогда она съела и думает: «Ничего страшного, деду я другой колобок испеку».

— Ошибаешься. Бабке колобок тоже не достался.

— Не достался? — удивилась мама. — А, поняла. Они, наверно, его разделили. Пополам. И каждому досталось только по половинке.

— Он им целиком не достался. Весь. Ни кусочка. Ни деду, ни бабке. Оба остались без колобка.

— А он вообще был? — задумалась мама. — Может, я ещё раньше ошиблась и у бабки не оказалось муки? Колобок она не пекла. А вся книжка про то, что колобка никакого не было, и поэтому он никому не достался. Такая философская книга для слишком умных. Да? Угадала?

— Не угадала. Колобок был. Прочти книжку и всё узнаешь.

— Не хочу. Его, наверно, воры украли. Я про воров читать не люблю. Папа любит. Он же у нас милиционер. Генерал. Вот пусть сам и читает книжки про своих воров.

— Папа эту книжку давным-давно прочёл. Ещё когда лейтенантом был. Но я нарочно попрошу папу не рассказывать тебе, чем всё кончилось. Пока не прочтёшь, не узнаешь, что она с ним сделала.