Владимир Валентинович частенько перечитывал повесть Булгакова, и видел в ней идеи ответственности исследователя за свое открытие, высмеивание проекта создания нового человека – словом, все то, что предлагали литературоведы. А сейчас подумал: может быть, это повесть о человеке-животном? О том, что бывает, когда вместо души распоряжаются инстинкты?

– Ладно… Давай его валить… – как бы нехотя заметил он.

Артур поддержал игру:

– Прямо тут?

– Ага. Потом приберем, Настя и не узнает.

– Эй, мужики, да вы чё?

– Чё-чё… Через плечо! Что с тобой еще делать, коли ты добром не хочешь? – Владимир Валентинович демонстративно зевнул. Будем надеяться, он сейчас не слишком напоминает персонаж малобюджетного боевичка.

– Нам по барабану, как именно ты перестанешь тут отсвечивать, – сообщил Артур.

– Только не примеряй на себя маску борца за справедливость, – посоветовал Нейман. – Тебя все равно развели бы и выписали по суду. Нам просто неохота возиться. Ты для нас неприятная, но решаемая проблема. А лучшее решение сам знаешь какое, нет человека – нет проблемы.

Ухмыльнувшись, Артур сделал приглашающий жест к двери:

– Пойдем с нами, дорогой. Мы никому зла не хотим. Сейчас уладим формальности, и гуляй себе спокойно.

Было неловко и стыдно за глупый блеф. Но парень принял все за чистую монету. А может быть, и не принял, но его смелости не хватило даже на попытку встречного блефа. Нейман попытался представить себя на его месте. Если бы к нему явились две наглые морды и стали указывать, что ему делать, он бы не стерпел! Из принципа не стал бы подчиняться.

Вадим же сдулся сразу и бесповоротно. Даже пытался завязать с Артуром, в котором определил Настиного ухажера, светскую беседу, но поддержан не был.

Игорь не подвел: и в загсе, и в паспортном столе их встретили очень дружелюбно.

Для оформления документов требовалось время. Артур предложил отпустить Вадима, мол, сам вечером зайдет за паспортом, не маленький, но Владимир Валентинович не доверял этому молодому человеку.

Пришлось вести его обратно к Насте и караулить до вечера.

Нейман недоумевал, как могла такая симпатичная, умная девушка заинтересоваться подобным типом? Что побудило ее воспринять всерьез этого трусливого дурачка? Неужели любовь настолько зла? И настолько слепа?

Все же создатель этого мира очень мрачный юморист, кем бы он ни был. Любая палка у него о двух концах.

Даже любовь. Чувство, поднимающее человека к богу, одновременно делает из него раба. И самый достойный человек может попасть в кабалу к ничтожному из ничтожных.

И, черт возьми, не было бы любви, не было бы и насилия в семье! Кто бы позволил над собой издеваться без этого божественного наркоза?

В однообразных хлопотах и заботах дни бежали незаметно. В этом году снег долго не сходил, и Нейман привык к зиме. Казалось, она воцарилась навсегда, но вдруг, как-то исподволь, подул влажный ветер, сияющий зимний пейзаж потускнел. Небо висело низкое, серое, как старое серебро, а сугробы хоть и держались высоченные вдоль дорог, но сморщивались потихоньку, покрывались черной вуалью дорожной грязи…

Приближалось Восьмое марта. Владимир Валентинович ждал этот праздник, хотя не понимал и не любил его.

Последний раз он искренне радовался ему в детском саду, когда делал открытку с мимозой для мамы. Они с воспитательницей красили маленькие ватные шарики желтой акварелью, а потом приклеивали на бумагу, где заранее нарисовали ветку. Нейман до сих пор помнил эту открытку – ее признали лучшей! А потом родители объяснили ему, что почитать женщин настоящий мужчина должен не ежегодно, а ежедневно. И Марина полностью разделяла эту концепцию. «Я хочу цветы в любой день, кроме Восьмого марта! – говорила она. – Тогда я буду знать, что ты принес их по зову сердца, а не из-под палки».

После развода Владимир Валентинович много лет праздновал Восьмое марта в одиночестве, и каждый раз этот день наводил на него тоску. Он исправно дарил цветы всем знакомым дамам, но только острее чувствовал, что рядом нет по-настоящему близкого и любимого человека.

В этом году все изменилось. В его жизни появилась Кристина Петровна, и теперь Нейман был благодарен Розе Люксембург и Кларе Цеткин за Международный женский день. Ведь влюбленный мужчина может сделать подарок даме сердца, даже если она не отвечает ему взаимностью.

Они с Кристиной работали накануне, смена заканчивалась восьмого в девять утра, и следовало поздравить ее перед уходом домой. Но Владимир Валентинович придумал коварный план: позвонить ей во второй половине дня и вручить подарок в неформальной обстановке. Вдруг она согласится пойти с ним в кафе, а то и в ресторан? И будет у него первый за много-много лет романтический ужин, спасибо Кларе и Розе.

По всем правилам военного искусства Нейман провел сначала разведку, потом артподготовку. Выяснив, что Кристина собирается в гордом одиночестве отсыпаться дома, Нейман фальшиво погрустил о несовершенстве мира, в котором прекрасной женщине не с кем отметить самый важный праздник в году. Кристина заметила, что к миру у нее никаких претензий нет, просто она не любит ни Восьмое марта, ни мужчин и не видит необходимости совмещать эти два зла.

Ясно было: если пригласить заранее, она откажется, надежда только на фактор внезапности.

В половине четвертого Нейман занял позицию возле Кристининого дома и позвонил ей – в надежде, что она уже отдохнула после суток.

– А я на работе! – весело заявила она в ответ на робкое неймановское «проходя случайно мимо вашего дома, внезапно захотел поздравить».

– Как это? Мы же только оттуда…

– Попросили поработать анестезиологом. Дежурный доктор внезапно заболел, а подмену не нашли. Вот и вспомнили, что я в прошлом анестезиолог-реаниматолог.

– Прямо как нарочно! – в сердцах воскликнул Владимир Валентинович.

– Да-да, – засмеялась Кристина. – Мы больного с утра прооперировали; как увидели черный аппендикс, сразу поняли, что это он нарочно подстроил.