то есть Сытый, Паша Колесников, Коробейников, в эти дни снимались в новом фильме у Бори Хлебникова. Для Хлебникова, как я понимаю, Сытый – вообще чуть ли не любимый артист. Приятно. Значит, не зря я когда-то переманил его в театр из команды КВН и именно для него придумал пьесу «Осада». А то, как существует Паша Колесников в «Титанике»!.. Когда вижу их на сцене или экране, я с радостью думаю, что хоть и крошечная, но всё же моя школа (улыбка),
Из Сибири я практически прямиком, если не считать пересадку в Москве, улетел в Осло. В Норвегии у меня от усталости и слишком быстрой смены картинок, переживаний и впечатлений возникло ощущение, будто я прилетел не на север, а на юг. Потому что впервые в этом году попал в хорошую, тёплую и очевидно не первый день стоящую погоду. Как же мне там понравилось!
Я не ожидал увидеть такую красоту, не был готов к столь сильным и пронзительным визуальным впечатлениям. Не знаю, где в мире есть такие яркие и, можно сказать, остро отточенные краски и запахи. Прежде думал, что такой яркости и остроты, как в Африке, быть не может нигде, тем более на Севере. Ошибался! Мне казалось, и Скандинавию я знаю, всё-таки в трёх других скандинавских странах уже побывал. Но Норвегия…
Буквально через час после прилёта я встретился с ожидавшим меня Эрландом Лу, который, в отличие от меня, не был уставшим и невыспавшимся. Но его норвежский темперамент таков, что мы как раз были на одной волне. И я даже был более разговорчив (улыбка). Думаю, с ним здорово встречать закаты и рассветы, когда их из-за тумана не видать, наверняка замечательно рыбачить, когда ни черта не клюёт, или беседовать, когда времени много, говорить почти не о чем и больше никого нет. При этом могу с уверенностью утверждать, что Эрланд Лу – милейший, симпатичный и весьма остроумный человек. Человек высоченного роста, весьма похожий с актёром Лиамом Нисаном, если только последнего побрить наголо и дать ему несколько очень успокаивающих таблеток. Но о Норвегии я хочу рассказать особо и отдельно, да и об Эрланде Лу тоже.
7 мая
Эрланд Лу приехал в Литературный дом на встречу со мной на велосипеде. Велосипедный шлем и сам велосипед всем своим потёртым и даже обшарпанным видом говорили о том, что ими пользуются активно и постоянно. Первый вопрос, который он мне задал после того, как мы пожали друг другу руки, был: «А ты знаешь, о чём мы будем говорить?» Вопрос позабавил меня своей прямотой, потому что отбросил целую кучу обычных формальностей. Но главное – в нём была моментальная передача мне неких инициатив. Вот если знаешь, о чём говорить, если есть какие-то определённые предпочтения, на эти темы и поговорим. Мне это понравилось.
Наша совместная встреча с читателями прошла интересно. Эрланд успел прочитать «Рубашку» и посмотреть «Сатисфакцию» с английскими субтитрами. Вопросы, которые он задавал, означали, что он прочёл и посмотрел всё очень внимательно и можно даже сказать, подробно. И что меня больше всего порадовало, он не скрывал того, что прочитанное ему понравилось, а это так редко случается среди коллег. Я же, в свою очередь, вспоминал свои впечатления от его главного для российского читателя романа «Наивно. Супер».
Лу по-настоящему, без всякой рисовки и позы, скромный человек. Он честно признался, что был удивлён своему успеху в России. Он также честно сказал, что хоть его книги и переведены на многие европейские языки, настоящее большое признание он получил только в родной Норвегии, Скандинавии и России. Он этому рад, но достаточных объяснений феномена любви к нему в России у него нет. Я попытался высказать свои предположения, но и у меня самого нет этому внятных объяснений. Точно могу сказать только то, что роману «Наивно. Супер» как минимум повезло с русским переводом, со своевременностью выхода этой книги, да и чего там скромничать – со мной, поскольку как моё имя участвовало в продвижении книги, так и я сам с большой радостью активно её пропагандировал всеми возможными способами.
Вечерняя прогулка с Эрландом Лу, нашей переводчицей Диной и ещё одним молодым норвежским писателем (чьё имя, каюсь, не запомнил. Он ещё не переведён на русский язык, но, вроде, скоро это произойдёт) не очень получилась. Мне сказали, что он первоклассный писатель и пишет как взрослую, так и детскую литературу. На вид ему не больше тридцати, и он вполне мог бы рекламировать линию модной одежды (красавчик). Норвежцы чертовски быстро ходят. Мало того что они в основном высокорослые ребята и девчата (я вычитал, что средний рост современной норвежской женщины – 171 см), они ещё и действительно быстро ходят. К тому же многие из них одеваются, а главное – обуваются во что-то очень практичное. Так что я уступал им не только в росте и ширине шага, но и в своих щёгольских японских ботинках с круглыми носами и тяжёлыми каблуками, и плохо справлялся с заданным ими темпом прогулки. Да и прогулка по-норвежски, я понял, это просто довольно быстрое передвижение пешком в заданном направлении.
Я чувствовал себя среди норвежских любителей литературы этаким буржуа в своих белых рубашках, кепке «Стетсон» и цветных шарфах… Я попросил Эрланда сводить меня в такое место… в такой ресторанчик, в такое заведение, где он бывает и где ему приятно было бы посидеть, поболтать и выпить пива. Он провёл меня чуть ли не через весь город. Мы прошли мимо большого количества очевидно хороших кафе, баров и ресторанов. Прошли почти всю набережную, из которой за последние годы сделали настоящий архитектурный шедевр. В гавани на набережной полно самых разных заведений, где множество людей с аппетитом едят разнообразную рыбу, в том числе и изумительного норвежского лосося самой неповторимой свежести и самого правильного приготовления, и прочих морских чуд. Я готов был остановиться в любом из этих ресторанов, я специально не ел весь день, чтобы потом насладиться какой- нибудь рыбой местного приготовления, потому что уж в чём-чём, а в приготовлении рыбы норвежцы точно понимают толк. Мы шли-шли, я думал, что мой дорогой коллега Эрланд Лу если проходит мимо всех красивых ресторанов, видимо, полагает их местами туристическими, ненастоящими и наверняка ведёт меня в такое заведение… Настоящее… Не для всех…
Неожиданно он остановился и предложил пойти в индийский ресторан… Я очень хотел быть покладистым, вежливым и деликатным, но в индийский ресторан идти отказался, объяснив, что не готов в Норвегии, где нахожусь впервые, есть индийскую еду из привезённых чёрт знает откуда продуктов и специй… Ни один мускул не дрогнул на лице норвежского писателя, и мы пошли дальше, но больше Эрланд со мной не советовался. В итоге, не спрашивая меня, он решительно привёл нашу небольшую компанию в… – не удивляйтесь! – американский дайнер, а по сути, в забегаловку с гамбургерами.
Я мучился с выбором и в итоге без всякого удовольствия, а скорее от безысходности и из вежливости, съел совсем не вкусную сосиску – несмотря на голод, даже не смог её доесть. А Эрланд с удовольствием съел здоровенный гамбургер, и было видно, что ему это нравится и для него это вполне хорошая, привычная еда…
На следующий день я и пообедал и поужинал в Осло. Ел прекрасную, свежайшую треску, макрель, вкуснейший суп с копчёным лососем, вкуснейших креветок. Всё это подавалось с правильными соусами, с особенно вкусным хлебом. А ещё была возможность сидеть на воздухе под ярким весенним солнцем, а вечером – в закатных лучах… А ещё нас обдувал вкуснейший морской ветер, в котором запахи водорослей смешивались с растворёнными брызгами и, казалось, почти неуловимым запахом далёких арктических льдов… А в первый свой вечер я ел сосиску и запивал её ужасно дорогим норвежским пивом, которое за такие деньги могло бы быть повкуснее…
Лу много расспрашивал меня о моей службе на флоте, о каких-то увиденных в России не очень понятных ему вещах… Я тоже задавал какие-то вопросы… У него трое сыновей, которых он очень любит, и поэтому отказывается от тех дел, которые помешали бы ему быть с семьёй. Живёт он в очень хорошем районе города, в небольшом доме. Много занимается кино, пишет сценарии, продюсирует что-то, как я понимаю, скромно бюджетное и неамбициозное. Воинскую службу норвежское государство ему заменило на альтернативную, и он вместо армии отработал положенный срок в каком-то государственном маленьком театре, где был монтировщиком и чернорабочим, а периодически играл маленькие роли. Вспоминал он об этом остроумно, и я понял, что постановки в том театре не были выдающимися. От длительного общения на английском языке, от длинного дня с перелётом, от большого количества впечатлений, но главным образом – от медленного, в одной интонации, с большим количеством пауз разговора я стал терять его нить и засыпать. И в итоге мы простились с моим норвежским коллегой так, будто знакомы с давних пор и живём мы в двух кварталах друг от друга, и нечего говорить при прощании каких-то пожеланий и слов, которые соответствуют долгому расставанию, а может быть, расставанию навсегда. Попрощались, он сел на
