Первые секунды Тереска внимательно слушала ответ Шпульки, чтобы в случае чего подсказать, и боясь, что спросят ее саму. Потом, однако, темнозеленый императорский автомобиль без остатка занял ее мысли, потому что она стала раздумывать, как бы снова с этой машиной повстречаться, только уже с фотоаппаратом в руке. Суть в том, что фотоаппарата у нее не было. А у Кшиштофа Цегны должен ведь быть служебный…

— Кемпиньская, — сказала Газель непоколебимо уверенным тоном. — Про это нам расскажешь ты.

«Господи Иисусе, про что?..» — в панике подумала Тереска.

Она принялась очень медленно вставать. Гаснущим взором посмотрела на стоящую рядом Шпульку.

— Эти два делегата в Думу, — шепнула Шпулька, не разжимая губ.

Мысль Терески лихорадочно заработала. Невозможно было ничего больше услышать, в классе царила мертвая тишина. Она сделала вывод, что, видимо, речь идет о том, чего никто не знает, и Газель уже выразила свое неудовольствие по этому поводу. А Тереска должна это знать, проклятая пятерка по истории обязывает ее отвечать абсолютно на все вопросы так, словно у нее в голове электронный мозг. Ноябрьское восстание было в предыдущем классе, но для Газели, для этого чудища, такие мелочи, разумеется, не имеют ни малейшего значения. Кажется, они говорили о Ноябрьском восстании, теперь что-то с этими делегатами, а сейчас, видимо, обсуждают непосредственные причины…

— Одной из непосредственных причин Ноябрьского восстания было то, что двое польских делегатов не были допущены в Думу, — сказала Тереска наугад.

Газель кивнула головой и явно ждала продолжения. Не имея понятия, о чем идет речь, Тереска замолчала и смотрела на преподавательницу как кролик на удава, не в состоянии отвести глаз.

— Фамилии, — снова прошептала Шпулька трагически.

Вот беда! Отвергнутые делегаты, несомненно, носили какие-то фамилии, только Тереска понятия не имела какие. У нее мелькало в голове, что они состояли в каком-то родстве, и она хотела было сказать, что это были отец и сын с фамилией вроде бы на «П», но, к счастью, вовремя спохватилась. Ошибочный ответ для Газели был куда большим преступлением, чем просто молчание, и в данном случае ошибка могла слишком дорого стоить. Кому-нибудь другому Газель и простила бы, Тереске — никогда!

Еще несколько секунд в классе стояла жуткая, замогильная тишина. Тереска собрала всю свою храбрость.

— Я не помню их фамилий, — сказала она решительно, пытаясь изобразить голосом глубокое смущение.

Газель, которая, казалось, навеки обратилась в камень, наконец заговорила.

— Это были братья Немоевские, — сказала она глухим мрачным голосом, полным глубокого осуждения, которое давило не хуже гидравлического пресса. После чего добавила: — Твоя оценка по истории с сегодняшнего дня стоит под вопросом…

«Этого мне еще не хватало!» — подумала Тереска, садясь на место. Она хорошо знала, что означают эти слова. В ближайшие недели ее проэкзаменуют по всему материалу, который они проходили, начиная с самых младших классов по сегодняшний день. И она должна знать все. Помнить все мельчайшие подробности, которые наверняка никогда больше не пригодятся ей в жизни. Если же, не дай Бог, Газель сядет на сынов Болеслава Кривоустого, она Тереску в гроб загонит. Отравит ей жизнь до самых выпускных экзаменов, и Тереска вообще их не сдаст. Неизвестно почему именно этот период в истории Отчизны никак не давался ей на память, и сыновья короля Болеслава, их вотчины и деяния постоянно путались у Терески в голове. По таинственным причинам Газель выбрала именно Тереску в качестве отличницы по истории и год за годом выжимала из нее на проверках все знания.

— Ты меня подвела, — сказала учительница с такой горечью, с такой печалью, что Тереске сделалось не по себе. Она вдруг почувствовала себя так, словно совершила какое-то страшное свинство.

— Что тебе в башку взбрело вытаскивать на свет Божий их паспортные данные! — возмущенно воскликнула она после урока, обращаясь к Шпульке.

— Господи, не знаю! — в сердцах ответила Шпулька. — Она меня пытала, пытала и все смотрит на меня и смотрит, ну как я могла все это вынести?! Я хотела выдумать что-нибудь, чего я не знаю, чтобы хоть на минутку отвлечь ее внимание!

— Ты меня заложила! Ведь заранее известно было, что спросит она как раз меня. И известно, что теперь будет. Ты что, считаешь, что у меня как раз сейчас есть время, чтобы учить историю? Чтоб ты пропала!

— Господи, ну прости уж, прости, ты ведь и так по истории все знаешь! Ладно, буду с тобой ловить бандитов, буду воровать часы, только перестань сердиться. Сперва она, теперь ты!

— Вот именно, — сказала мрачно Тереска. — Пожалуйста, можешь не красть. Меня ты втравила в экзамен по истории, а теперь можешь испортить жизнь одному порядочному человеку. Еще пара таких мелочей — и умрешь как благородная личность!

— Ты что, взбесилась, какая жизнь, какая личность?! — рассердилась Шпулька. — Какому еще человеку?!

— Перестаньте ссориться, — сказала замогильным голосом Кристина. — Сейчас химия, и химичка снова что-то там такое принесла. Опять будем неделю вонять неведомо чем, а я сегодня иду в театр…

Только на обратном пути из школы Тереска смогла рассказать Шпульке о мечтах и планах Кшиштофа Цегны. Она представила их так образно, что Шпулька тоже прониклась уважением и восторгом и решила, что недопустимо отказывать ему в помощи. В первую минуту она, правда, хотела спросить Тереску, какое ей дело до Кшиштофа Цегны и его жизненных планов, но потом раздумала. Кшиштоф Цегна, очень симпатичный и вызывающий самые теплые чувства, стал ей вдруг очень близок. Она вспомнила еще свой кактус, за который хотелось как-нибудь перед ним извиниться. Ясное дело, ему нужно помочь!

— Мы могли бы выследить тот автомобиль, если бы знали, где живет его хозяин, — предложила Тереска в порыве вдохновения. — Он нам этого не скажет, потому что боится, что мы влипнем в какую- нибудь неприятную историю. Но мы знаем номер и можем сами разузнать. Это Средместье, надо пойти в какое-то учреждение, где занимаются машинами, и там узнать, кому она принадлежит.

Шпулька слушала, чувствуя, с одной стороны, благородный энтузиазм, а с другой — растущую панику. Ее в ближайшем будущем явно ждали какие-то страшные впечатления.

— А где такое учреждение? — неуверенно спросила она.

— Не знаю. Там, где регистрируют транспортные средства. Янушек знает, а если нет, тогда — пан Влодек.

— Это кто такой — пан Влодек?

— Шофер директора моего отца. Он меня иногда до школы подвозит.

— И ты считаешь, что в этой регистратуре тебе сразу скажут, чья машина? Не спросят, почему ты ищешь хозяина?

— Я что-нибудь совру, выдумаю какую-нибудь историю. Например, он меня сбил, и теперь я его ищу, чтобы получить страховку.

— После смерти?

— Да нет, он меня не насмерть сбил, а немножко. Оба они меня сбили.

— Ну да, так по очереди по тебе проехали, а ты взяла и выздоровела? Не знаю, хорошо ли получается…

Оказалось, что плохо. Военный совет с Янушеком, который Тереска устроила поздно вечером, заставил ее изменить планы. У ее брата в этих вопросах было больше житейскою опыта.

— То, что тебя сбили — выкинь из головы, — сказал он категорически. — С этим надо идти в милицию, там сразу удивятся, что это ты сама их ищешь, а не менты. Придумай что-нибудь другое.

— Ну хорошо, я с ним ехала, и что-то забыла в машине…

— То есть или ты такая… легкого поведения… или он тебя вез за деньги. Это тоже наказуемо.

— У него что-то выпало, я подобрала и хочу ему это отдать.

— Бюро находок. Или объявление в газете. А кроме того, как это получилось? Он проезжал, у него что-то выпало, а ты сразу так быстро запомнила номер?