дожидаясь комментариев участкового.

— Ну конечно, могу.

— Тогда поехали прямо туда!

— Минутку, — сказал участковый, и Кшиштоф Цегна, который уже сорвался с места, снова сел. Участковый задумался.

— Опомнись, сынок, — сказал он ласково. — Не лети как на пожар. Если там у них малина, так они туда приходят очень осторожно, чтобы в глаза не бросаться, И нам туда надо идти осторожно, чтобы их не спугнуть. Во-первых, в штатском. Во-вторых, лучше, когда стемнеет. В-третьих, надо проверить, нет ли в этом доме второго выхода.

— Так можно прямо сейчас…

— Там есть двор, — сказала Тереска. — А что за тем двором — не знаю.

— Кроме того, ты же не знаешь, что за дом. Из того, что барышня тут рассказала, похоже, что это рядом, но не тот самый, куда заносили свертки. Мы с барышней условимся… Вы хотите нам помочь?

Тереска, которая слушала с величайшим вниманием, кивнула головой так энергично, что у нее что-то хрустнуло в шее. Приняв решение действовать, она была готова на все. Правда, ей казалось не слишком интересным все, кроме убийства, но нескрываемый энтузиазм, которым сияло лицо Кшиштофа Цегны, уверил ее, что поимка преступников — дело трудное и сложное. Если ей повезет, она сможет принять участие в раскрытии крупной аферы. И тогда уж она станет участвовать во всем, понравится это участковому или нет. Она должна поклясться, что поможет им во всем, чтобы они от нее уже так просто не отделались.

— Можете на меня рассчитывать, — сказала она твердо.

Участковый про себя отметил, что Тереска сейчас выглядит совершенно иначе, чем когда он заметил ее на улице, но не стал размышлять над причинами этих перемен. Он решил, что Кшиштоф Цегна должен переодеться и встретиться с девушкой попозже. Тереска посмотрела на часы.

— Сейчас у меня занятия, — сказала она. — То есть в четыре. В шесть я освобожусь.

— Отлично. В таком случае встретитесь в четверть седьмого в том табачном павильоне на углу. Будешь там ждать барышню, и вы с ней пойдете гуляючи к тому окошку, только пальцами на него не показывайте…

На сей раз Тереске удивительно легко удалось показаться семье с улыбкой. Ей не пришлось повторять себе, что по лестнице надо идти бодро. Оживление как-то автоматически придало ей сил. Она даже почувствовала, что проголодалась. Она уже забыла, когда в последний раз чувствовала голод. Времени у нее оставалось едва-едва пятнадцать минут. Вбежав в кухню, она наткнулась на Янушека, который жарил себе яичницу.

— Слушай, ты! — поспешно окликнула она его. — Сделай и для меня, подкинь туда еще два яйца! А почему жаришь ты, а не бабушка?

— Тихо! — сердито цыкнул Янушек. — Не нужна мне тут бабушка, она мне перца не дает. Ладно, вылью два яйца и для тебя, а ты хлеба отрежь. Я спешу.

— И я тоже. Голодная — ужас! Обязательно куплю себе машину.

— Сегодня? — поинтересовался Янушек.

— Балда! Через пять лет. Если бы сейчас у меня была машина, не надо было бы спешить. Через пять лет, может, удастся купить.

— А на кой тебе машина на старости лет?

— Тем более мне трудно будет всюду успевать. Не доводи яичницу до подошвенного состояния, она и так хороша!

— Она сопливая! Мне от этого плохо делается. Бабушка всегда жарит какую-то сопливую яичницу. А насчет машины, так я ее снова видел. Знаю, где она стоит.

— Что?

— Машина. Эта твоя, с революцией.

Тереска чуть не отрезала себе палец.

— Что ты говоришь?! Где стоит?!

— Не утром, а ближе к вечеру. На стоянке возле киностудии «Фильм Польский». Знаешь, там, за воротами парка.

— Ты уверен?

— Дурацкий вопрос! Я тоже себе куплю машину, но не в таком старом возрасте. А что такое вообще случилось, что ты проголодалась? Ты говорила, что худеть решила, и вся семья решила, что ты потеряла остатки разума и теперь помрешь. Я им говорил, что каждый когда-нибудь умрет, а раньше там или позже — все равно, но они мне закатили такой скандал… неведомо почему. Теперь я им скажу, что ты лопаешь, как Робин-Бобин Барабек, когда никто не видит, а диета — это так, напоказ.

Тереска не слушала монолога брата, потому что размышления над следствием поглотили ее без остатка. Если подозрительная машина паркуется возле «Фильма Польского», так близко от Бельгийской, значит, в этом что-то есть. Это чему-то служит. Может быть, на этой машине вывозят выручку из притона?

Кшиштоф Цегна в изящном костюме и легкой куртке с воротником из искусственной выдры выглядел весьма элегантно. Не уверенный в том, что Тереска придет вовремя, он пришел чуть раньше и теперь стоял в табачном павильончике, изображая намерение купить что-нибудь почитать. Он уже купил, папиросы, спички, крем для бритья, зубную пасту, красивый конверт с листком бумаги, две открытки, стержень для шариковой ручки и таблетки от головной боли, причем каждый предмет он покупал отдельно, капризничая насчет пасты, крема и открыток, словно оперная примадонна при подписании контракта. Продавщица проявляла к нему все больший интерес. Когда наконец опоздавшая на четыре минуты Тереска вбежала в павильончик и красивый молодой человек бросил брошюру, где подробно излагались секреты успешного свиноводства, продавщица посмотрела на Тереску с явной неприязнью. Она подумала, что молодежь пошла совсем скверная: такая соплячка, а уже свидания, да еще со взрослым парнем, куда старше ее самой. И что только парни видят в таких желторотых?

— Машина тоже тут, — сказала Тереска поспешно без всяких предисловий. — Мой брат ее видел, она стоит тут, возле «Фильма Польского». Потом можем пойти и посмотреть.

Кшиштоф Цегна ясно почувствовал, как возросла ею симпатия к веснушчатому лопоухому пареньку. Он решил, что в случае чего простит ему пару хулиганских выходок. Он был взволнован и полон желания начать следственную работу, поэтому они с Тереской медленно пошли вглубь улицы.

— Ну и которое окно? — спросил он тихо, пытаясь смотреть на противоположную сторону улицы, не поворачивая головы.

— Вот это, — ответила Тереска. — На четвертом этаже, минутку… один, два, три… четвертое от левой водосточной трубы. Там сейчас свет горит.

— Там, где цветастая занавеска?

— Ага. А здесь, внизу, по-моему, что-то такое было, из-за чего упал фикус.

— Этот дом проходной, у него есть выход во двор, и дальше можно пройти на Пулавскую. Если эти типы туда приходят, то только таким путем. Или через тот дом, поближе, там есть проход во двор. Надо бы кого-нибудь поставить с той стороны, по крайней мере несколько вечеров последить.

Кшиштоф Цегна не собирался обсуждать с Тереской следственную деятельность, но ему очень нужно было с кем-нибудь поговорить. Собственно, он разговаривал почти что сам с собой. Тот факт, что его слушала Тереска, причем очень внимательно, каким-то образом помогал ему думать.

— Они что-то придумали с сигнализацией, только я не знаю что, — сказала Тереска. — Вечером я могу тут постоять.

— Что, вы? Исключено! Тут специальные люди постоят, не дай вам Бог вмешиваться! Это может быть опасно, и вообще вы в этом не разбираетесь.

— Но я видела того чернявого и знаю, как он выглядит.

— Мы тоже знаем, — вырвалось у Кшиштофа. — Это хозяин той машины. Мы его знаем. Я уверен, что это они, и наконец можно будет до них добраться…

Он осекся, поскольку осознал, что теперь придется сообщать о последних своих открытиях высшему начальству, соответствующий отдел займется следствием, а он сам потеряет шанс отличиться. Он погрустнел и спешно стал ломать голову, как бы ему разведать что-нибудь еще, прежде чем у него отберут