— Может быть, — признала Тереска. — А что?

— Потому что сад у нас под носом. Когда вчера я перелезала через все это, я ясно увидела, как поблизости от меня на участке растет что-то похожее на питомник саженцев. Я запомнила, где это. За каким чертом нам таскаться по незнакомым садоводам, когда этого, что рядом, я, можно сказать, знаю.

— Так ведь его одного нам мало. Нам нужна была тысяча деревьев, да? Даже если бы у него столько было, всех он все равно не отдаст. Сегодня мы к нему пойдем, но потом придется ехать и ко всем остальным. И слушай, может быть, у этого садовника тоже надо будет взять адреса, потому что в тех местах, про которые нам сказали бандиты, они могут на нас устроить засаду.

Шпулька вросла в тротуар.

— Ты с ума сошла? Почему?

— Так ведь они про нас ничего не знают. Они за нами не шли, мы им не сказали, что за школа, вообще ничего им не сказали. Если они соберутся нас убивать, то должны искать нас в каком-нибудь заранее условленном месте. Пошли же, ты что, собралась тут до скончания века стоять?

— Боже, Боже!! — простонала Шпулька. — За какие грехи мне все это приходится терпеть?! Мне на дух не нужны такие сенсации, если бы я знала, что из того выйдет, я бы вчера ногу сломала! Это тебе хочется иметь яркую и богатую жизнь, а не мне!

— Ничего страшного, сломать ногу ты всегда успеешь. Не преувеличивай, пока что ничего особенного не происходит. А этот Скшетуский мне кажется симпатичным, и сама посмотри — он же прав.

— Прав-то он прав, — буркнула Шпулька, с неохотой плетясь к школе, — а вот черной бороды ему не хватает… Но мне в этом принимать участие не обязательно! Я тебя очень прошу, устрой себе эту красочную и насыщенную жизнь без меня!

Действительно, с самых малых лет, с того момента когда она научилась читать, а может быть, и раньше, Тереска горячо мечтала иметь бурную и насыщенную жизнь. Всякая мысль о стабильности, застое, неподвижности была ей противна. Теперь она все же пришла к выводу, что благосклонное Провидение, удовлетворяя ее запросы, немного переборщило, потому что жизнь стала разнообразной до сумасшествия.

Непосредственно после уроков ей надо было наносить визиты различным садовникам и огородникам, которые широко расплодились по окраинам города, и максимально напрягать мозги, чтобы склонить их к благотворительности. Это длилось долго и было весьма мучительно. Затем ей приходилось бежать на свои репетиторские уроки, которых набралось уже шесть в неделю, что давало ослепительные надежды на поправку финансового положения, но катастрофически съедало время. Затем ей надлежало заниматься запланированными косметическими процедурами, масками, гимнастикой, массажем головы, травяными умываниями, наукой стрелять глазками и прочими сложными вещами. Поздно вечером она вместе со Шпулькой отправ¬лялась за выпрошенными саженцами. Вдобавок пришлось начать делать уроки, поскольку школа предъявляла свои неумолимые требования. Все вместе не оставляло ни минуты времени на то, чтобы терзаться из-за Богуся.

Перевозка саженцев была сознательно перенесена на как можно более позднее время, потому что происходила она весьма оригинальным образом и возможность скрыть ее под покровом ночи успокаивала девочек. Кроме того, было известно, что Богусь не придет позже чем в восемь, поэтому позже восьми она могла спокойно выходить из дому, так что все, вместе взятое, получалось весьма неплохо.

Среди обилия различного хлама у Шпульки отыскались антикварные сани, которые ее отец сделал сам после Варшавского восстания, в последнюю военную зиму, чтобы возить на них картошку. Не располагая ничем другим, он использовал для этой цели круглую столешницу от огромного дубового стола, немного отпилив ее с обеих сторон. Благодаря этому размер саней был метр на метр двадцать, а сидели они на полозьях, взятых от какой-то брички или даже кареты. По просьбе Шпульки ее старший брат, Зигмунт, демонтировал полозья и поставил это чудовище на колеса от старого детского велосипедика. Все вместе выглядело весьма необычно: впереди находился ремень, за который можно было тянуть, а сзади торчала железная дуга, для того чтобы держаться и толкать. Нагруженный ворохом привязанных шпагатом саженцев, этот дикий вид транспорта ни на что не был похож и неоднократно вызывал нездоровый, по мнению Терески и Шпульки, интерес прохожих.

— Мы похожи на сборщиков утиля, — с омерзением сказала Шпулька.

То, как они выглядели, в этом случае было Тереске безразлично, однако средь бела дня привлекать к себе внимание не хотелось. Того только не хватало, чтобы случайно наткнуться на Богуся! После первой кошмарной встречи последствия могут быть необратимые…

Прошло три дня. Пани Марта терзалась черными мыслями. До сих пор она была склонна думать, что пани Мендлевская наверняка ошиблась. Тереска не относится к дочерям, из-за которых у родителей бывают неприятности, и у пани Марты не было оснований беспокоиться насчет ее жизни. Однако же теперь Тереска стала с пугающей регулярностью уходить из дому после восьми вечера и возвращаться около одиннадцати, избегая разговоров со своими домашними. При этом она производила впечатление физически вымотанного человека.

На четвертый день пани Марта случайно услышала обрывок разговора между своими детьми, от которого у нее волосы на голове встали дыбом.

— Этот доктор с Жолибожа — человек порядочный, — говорила Тереска Янушеку, который чистил сразу все свои ботинки на ступеньках возле черного хода. — На деньги не жадный, так что я с ним все уладила. Не будь свиньей, одолжи свой велик!

— Повозка рикши вам больше пригодилась бы, — недовольно ответил Януш. — Одна пусть везет другую. А вообще вы обе дуры и в жизни ничего не понимаете. Через неделю вас не станет.

— Сам ты дурак и в жизни не разбираешься. Ты как считаешь, что я рожу, что ли, эту рикшу? Одолжи велик, чужие люди — и тем жалко несчастных детей, обиженных судьбой, а ты такой жадный пень!

— А меня внебрачные подкидыши не касаются. Раз ты сама сделала глупость, сама и выкручивайся — твои проблемы…

Больше ничего окаменевшая от ужаса пани Марта не услышала, потому что разгневанная Тереска сбежала с лестницы, намереваясь врезать Янушеку здоровенный подзатыльник обувной щеткой. Янушеку удалось ловко увернуться от удара, беседа между близкими родственниками приобретала слишком бурный характер, и понять ее было невозможно.

— Дети, не деритесь, — машинально сказала пани Марта и отправилась в кухню с тяжестью на сердце и паникой в душе.

Дело казалось ей весьма деликатным, и она ломала голову, как поступить. Тереска была почти неуловима, она отказывалась давать объяснения, отговариваясь отсутствием времени. Она вообще-то всегда была правдивой, и было известно, что ни от чего она не станет отпираться и не соврет. Однако, если ее прижать, она могла бы замкнуться и ничего не отвечать. В последнее время она казалась какой- то странно рассеянной… Пожалуй, единственный шанс — дознаться от Янушека, что происходит.

Янушек уже лежал в постели, когда пани Марта отправилась в бывшую комнату для прислуги под предлогом проверки количества чистых носков.

— И зачем вам рикша? — спросила она с показным равнодушием, просматривая содержимое полки.

Опираясь на локоть, Янушек с беспокойством следил за действиями матери, опасаясь, не найдет ли она случайно жестяную банку из-под мазута. Отчистить ее он еще не успел, а она была очень нужна ему для изготовления бомбы. Соседство банки с одеждой могло бы вызвать серьезное мамино недовольство.

— Что? — удивился он. — Что за рикша?

— Мне кажется, я слышала, как вы разговаривали про какую-то повозку рикши и велосипед. Ты и Тереска. Зачем она вам?

— А-а-а! Так это не мне, это Тереске. Мне-то она до лампочки.

— А ей зачем?

— Для перевозки.

— Для какой еще перевозки?

Янушек плюхнулся на подушку и подложил руки под голову, на миг забыв о замасленной жести…

— Они сдурели, — презрительно сказал он. — По всей округе возят саженцы.