Поручик 147-го штрафного пехотного полка Бегемотов сидел возле казармы и чистил загаженный эполет, вспоминая об одной из своих молодых невест. Бегемотову было тоскливо - полк уже месяц стоял в глухой местности Запредельского уезда, в трех верстах от Отсосовска, и вдруг, как только наметилось нечто интересное - дуэль между Адамсоном и фон Хоррисом, штабные писаря разнесли весть, что сегодня в три часа пополудни 147-ой полк снова переводится к Самурайскому театру боевых действий.

'К чертовой матери, господа!' - выразился поручик Бегемотов перед строем новобранцев, призванных на службу из плененных самурайцев.

День назад Бегемотов сам бы с радостью отправился на Фронты, но не сегодня. Поручик был удручен, в этом случае он упускал зрелище должно быть преувлекательной дуэли.

Нацепив эпилет, Бегемотов пошел договориться с писарями о переносе дня выхода на Марш, но те были настроены агрессивно, стояли на своем и отказались даже поделиться с ним ханкой.

С расстройства Бегемотов полетел в 'Либидо', где и обнаружил, к своему удивлению, одного из дерзких бретеров - барона Хорриса. Барон находился в состоянии тяжелого опьянения, к тому же на столе недалеко от Хорриса стояла бутыль сидра емкостью 2, 5 литра, то есть попросту 'четверть'. Перед ней барон прочно обосновался, размышляя о том, что ему жутко страшновато, и о том, что эта скотина Адамсон стреляет, поди, лучше его, барона. Если попадет в барона пулей, боль будет - адская. Тут Хоррис уже собирался пустить очередную слезу, но заметил Бегемотова.

- Эй, поручик, подойдите сюда, если не затруднит!

- Что угодно, господин барон? - ответствовал Бегемотов.

В этот момент благодаря сидру в голове барона возник грандиозный и сокрушительный план, казавшийся легко выполнимым. Барон сразу поделился планом с поручиком Бегемотовым.

Через полчаса из дома Хорриса вышли двое: сам Хоррис, одетый в форму поручика штрафного полка, Бегемотова, чисто выбритый и загримированный в усы, а также загримированный, но уже под Хорриса, Бегемотов.

- Через пару дней возьму отпуск и приеду из твоей части в Отсосовск, говорил барон. - За выслугу не беспокойся, проявлю себя во всей красе. А потом мы снова поменяемся.

- Ну. Ты скажи в полку, что заболел, вот и опух, а главное, больше ругайся матом, тогда и подозрений никаких не возникнет. Потому, как я начинаю ругаться, все опускают глаза, - напутствовал его Бегемотов.

Заговорщики пожали друг другу руки и разошлись. Только тогда из-за куста можжевельника вылез совершенно обалдевший Хрюков. Он узнал переодетого барона, но и поручика Бегемотова тоже принял за Хорриса.

'Был один, стало два! Был один, стало два! Агент- двойник! бессмысленно бормотал Хрюков. - Ну, что теперь делать?'

В замешательстве пристав сел на скамейку и завертел головой в разные стороны, пытаясь все-таки решить - за кем же ему теперь вести 'хвост'.

24.

Гимназистка лицея княжка Мария-Тереза де Лизаньки шла по улице и от страха целомудренно опускала глаза, когда из-за угла навстречу ей выкатил экипаж с тремя превеселыми офицерами. Это были поручик Адамсон и его секунданты.

- Ого, какая телуха! - заметил один из секундантов. - Лошадь, стой, раз-два! Тпру!..

- Да это же Машенька! - признал обрадованный Адамсон.

- Господа! Мы здесь не за этим! Мы едем на дуэль! - попытался напомнить ему второй секундант, убеленный сединами ротмистр Яйцев.

Но экипаж уже остановился. Адамсон спрыгнул первым и стремительно бросился перед Марией-Терезой на колени.

- Лишь один поцелуй, мадемуазель! Наградите бедного гусара перед гибелью такой пустяковой милостью! О, птица моя, ты же знаешь, как я тебя люблю! Во имя тебя я буду биться сегодня! - распинался предприимчивый Адамсон.

Мария-Тереза не знала, куда деваться от надоедливого поручика. Редкие прохожие осуждающе качали головами, но с гусарами связываться, похоже, не собирались. Тут, во спасение Марии-Терезы, из-за угла величавой походкой вышел Израиль Алексеевич Блин.

- Господа гусары! Как вам не стыдно! Прекратите приставать к честной девушке, даже если она симпатична! - сказал он подойдя ближе, ровным и внушительным голосом.

Адамсон сначала вскипел, но потом узнал Блина и как- то обмяк. Гусары молча погрузились в экипаж и вспомнили, что пора бы поехать и поучаствовать в дуэли.

- Все же, мадемуазель, я провожу вас, - сказал Блин Марии-Терезе, когда неприятность миновала. - Вы сами видите, как опасно ходить одной по улицам, где столько невоспитанных проходимцев.

Он забрал ее под руку и, загадочно улыбаясь, увел с этой шумной улицы Отсосовска.

25.

На задворках офицерского клуба госпожи Снасилкиной-Шестью, посреди громадной и утоптанной мусорной кучи кроме дуэлянтов находилась еще целая группа злых и пьяных офицеров, а также гусаров и поклонниц барона фон Хорриса.

Переодетому Хоррисом поручику Бегемотову страшно хотелось закурить, но у него была только солдатская махорка, а он опасался, что барон курит исключительно турецкий табак, да и к тому же об этом все знают. Можно было стрельнуть пару голландских сигар у Адамсона, но подойти ближе и поздороваться с ним поручик тоже не решался - неприятный голос барона был хорошо известен не только в Отсосовске, но и в Ставке Главнокомандующего. Бегемотов опасался разоблачения.

С досады он подошел к разваливающимся стенам клуба и стал мочиться...

В девять вечера судья Узкозадов наконец-то приступил к раздаче оружия. Поручик Адамсон получил ржавую шпагу без эфеса, которую тут же приступил чистить, втыкая ее по рукоять в навозную кучу. Бегемотову же достался шестиствольный дуэльный пистолет без ударника, но зато с полупудовой рукояткой.

По свистку судьи дуэлянты стали стремительно орудовать выданными инструментами, причем Бегемотов использовал свой пистолет в качестве кувалды. Он махал им столь активно, что повредил (в который раз) пах неосторожно стоявшего рядом ротмистра Яйцева. Адамсон едва успевал уворачиваться и вскоре оказался у самой стены клуба.

В критический момент дуэлянты одновременно замахнулись своими страшными орудиями. При этом Адамсон ударил шпагой и расколол бутылку сидра, которую тянул из горла наблюдавший за схваткой адмирал Нахимович. Бегемотов же, потеряв от своего размаха равновесие, упал в навозную кучу, хотя и начал делать судорожные попытки выбраться. Здесь его мог изловить Адамсон, но старенький адмирал, обидевшись на последнего, крикнул что-то грозное и засадил поручику Адамсону по глазнице. Так началась всеобщая драка.

Озверевший от обилия запаха Бегемотов выбрался на свободу и врезался в толпу, размахивая во все стороны своим страшным пистолетом. Из клуба пыли и навозных брызг бежали, стараясь не опоздать к мордобитию, гусары имперского штрафного полка, на бегу отстегивая портупеи и наматывая на руку ремни.

На крыше Отсосовской водонапорной башни неспешно появился местный художник-баталист Массонов- Кольцман. Расставив пошире ноги и мольберт, он углубился в создание нового полотна.

Битва продолжалась целую вечность. Массонов уже оканчивал одиннадцатый эскиз, когда и этой вечности наметился конец - на бульваре появился Израиль Алексеевич Блин под руку с княжной Марией- Терезой.

- Блин идет! - послышался шорох среди офицеров. Все обмерли и, оцепенев, стали искать глазами столичную знаменитость.

- Где?!

- По бульвару! - закричал вдруг толстый в тазу Узкозадов и метнулся вслед за сердцеедом Блином.

26.

Между тем Израиль вел Марию-Терезу ужинать. Он уже договорился с ней, что гораздо менее опасно сидеть в ресторане с ним, чем скитаться, как газель, по улицам Отсосовска. По привычке он поперся было в кабак купца третьей гильдии Хиппатого, но вовремя опомнился и повернул к единственному в городе приличному ресторану со звучным названием 'Либидо'. Это было проверенное место для спаивания не бывавших на Фронтах гусаров, совращения молоденьких лицеисток и вечеринок с шумными потасовками. Какой намек был в названии ресторана, никто в городе толком не знал. Некоторые