одним из моих поставщиков, поэтому я уезжаю. А вы еще посидите, благо есть о чем поговорить.

Последовала долгая пауза. К Асторре Силк проникся самыми теплыми чувствами, с остальными никаких дел иметь не хотелось. Но в целом он остался доволен. Эти люди не представляли опасности, от них не приходилось ждать неприятных сюрпризов.

— Я люблю Асторре, — раздался голос Николь. — Он был ближе к отцу, чем любой из нас.

Но он такой рохля. Марк, можно что-нибудь сделать с его песнями?

Маркантонио рассмеялся.

— В нашем бизнесе таких, как он, тысячи.

Он — что футбольная звезда в команде маленькой средней школы. Смотреть на него приятно, но настоящего мастерства нет. Впрочем, он и не стремится в высшую лигу. У него процветающий бизнес, а поет он для собственного удовольствия. Так зачем что-то менять?

— Он контролирует банки с многомиллионным капиталом, все, что у нас есть, а интересует его только пение да верховая езда, — ответила Николь. — Как отец мог принять такое решение?

— С продажей макарон у него получилось очень даже неплохо, — заметил Валерий.

— Мы должны оберегать Асторре, — добавила Николь. — Он слишком хороший человек, чтобы управлять банками, и слишком доверчивый, чтобы иметь дело с такими, как Силк.

Когда запись закончилась, Силк повернулся к Бокстону.

— Что скажешь?

— Как и Асторре, я думаю, что ты — прекрасный парень.

Силк рассмеялся.

— Нет, я про другое. Можно подозревать этих людей в убийстве?

— Нет, — покачал головой Бокстон. — Во-первых, они — его дети, во-вторых, у них нет ни опыта, ни связей.

— Но они умны. Они задали правильный вопрос. Почему?

— К счастью, это не наш вопрос. Убийство местное, не федеральное. Или ниточка может потянуться на федеральный уровень?

— Международные банки, — ответил Силк. — Но тратить на них деньги Бюро смысла нет. Прикажи снять подслушивающие устройства.

Курт Силк любил собак, потому что они не могли входить в сговор. Они не скрывали враждебности, не лелеяли коварных замыслов, не лежали ночью без сна, строя планы ограбления и убийства других собак. Для них не существовало такого понятия, как предательство. У Силка были две немецкие овчарки. Они помогали охранять дом, по вечерам он прогуливался с ними по окрестным лесам, ничего не боясь.

В тот вечер он вернулся домой умиротворенным. Дети дона не несли в себе угрозы. Мстить убийцам они явно не собирались.

Силк жил в Нью-Джерси с женой и дочерью.

Жену он любил, дочь просто обожал. Охрану дома помимо собак обеспечивала суперсовременная система сигнализации. Установка и техническое обслуживание осуществлялись за счет государства. Его жена отказалась учиться стрелять из пистолета, он не афишировал свое занятие. Соседи, так же, как и его дочь, думали, что он — адвокат (он действительно имел диплом юриста). Приходя домой, Силк первым делом убирал в сейф пистолет, патроны и служебное удостоверение.

На работу он обычно ездил на электричке, но никогда не оставлял автомобиль на станции: местные воришки могли украсть радиомагнитолу.

Возвращаясь в Нью-Джерси, он звонил жене по сотовому телефону, и она приезжала за ним. Путь до станции занимал пять минут.

В этот вечер Джорджетт встретила его радостным поцелуем в губы. Их дочь Ванесса обхватила его руками. Собаки радостно загавкали. Они все без труда разместились в большом „Бьюике“.

Силк очень дорожил этой частью своей жизни.

В кругу семьи он чувствовал себя в безопасности и покое. Жена любила его, он это знал. Восхищалась его характером, тем, что в своей работе он ни на кого не злится, никого не обманывает, руководствуясь только буквой и духом закона. Он высоко ценил ее ум и доверял ей настолько, что обсуждал с ней свою работу. Разумеется, рассказывать он мог далеко не все. У нее хватало и своих дел. Она писала о знаменитых женщинах, оставивших след в истории человечества, преподавала этику в местном колледже, участвовала в деятельности общественных организаций.

Теперь Силк наблюдал, как его жена готовит обед. Ее красота всегда завораживала его. Ванесса помогала матери, стараясь во всем подражать ей, даже в походке. Джорджетт служанок не жаловала и учила дочь обходиться собственными силами.

В шесть лет Ванесса уже сама застилала постель, убирала комнату, помогала готовить еду. Как всегда, Силк и в этот день задался вопросом, а почему Джорджетт полюбила его, благословляя бога за то, что он стал ее избранником.

Позднее, уложив Ванессу в постель (Силк проверил колокольчик, в который она могла позвонить, если бы они ей потребовались) и пожелав дочери спокойной ночи, они прошли в свою спальню. Как всегда, Силк затрепетал, глядя на раздевающуюся жену. А потом ее огромные серые, светящиеся умом глаза затуманились страстью… Уже засыпая, она взяла его за руку, чтобы он сопровождал ее и в снах, которые могли присниться ей в эту ночь.

Силк познакомился с ней, когда расследовал деятельность радикальных студенческих организаций, подозреваемых в совершении незначительных террористических актов. Джорджетт преподавала историю в маленьком колледже в Нью-Джерси и активно участвовала в политической деятельности. Проведенное им расследование показало, что она придерживается либеральных взглядов и не имеет никакого отношения к группе радикалов-экстремистов. Об этом Силк написал в своем рапорте.

Когда в ходе расследования он беседовал с Джорджетт, его поразило полное отсутствие предвзятости или враждебности по отношению к нему как агенту ФБР. Более того, ее, похоже, интересовала его работа, ей хотелось знать, какие чувства он при этом испытывает, и, пусть это и покажется странным, он откровенно отвечал на ее вопросы: он полагал себя хранителем общества, которое не могло существовать без регулирования. И шутливо добавил, что его задача — защитить таких, как она, от тех, кто стремится использовать ее в своих целях.

Ухаживание не затянулось. Поженились они быстро, дабы здравый смысл не успел подсказать обоим, что у них нет ничего общего. Он не разделял ее убеждения, она понятия не имела о том мире, в котором жил он. И уж, конечно, она не испытывала никакого благоговения перед Бюро.

Однако она прислушивалась к его аргументам, когда он ругал журналистов, размазывающих по стенке святого для любого агента ФБР человека, Джона Эдгара Гувера „Гувер, Джон Эдгар (1895–1972) — государственный деятель США, агент ФБР с 1917 г., его директор на протяжении 48 лет, с 1924 по 1972 г. Под его руководством ФБР превратилось в одну из самых влиятельных государственных служб США.“.

— Они изображают его гомосексуалистом и реакционным фанатиком. Он же был преданным делу человеком, который не верил в либеральные ценности, — говорил он. — Журналисты ставят ФБР в один ряд с КГБ и гестапо. Но мы никогда не прибегали к пыткам, мы никого не подставляли, например, в отличие от того же Управления полиции Нью-Йорка. Мы никому не подкладывали компрометирующих улик. Многие студенты оказались бы за решеткой, если бы мы не вступались за них. Правые могут их погубить, они совершенно не разбираются в политике.

Она на это лишь улыбалась, ее трогала его страстность.

— Не ожидай, что я изменюсь, — предупредила его Джорджетт. — Но если все, что ты говоришь, правда, ссориться мы не будем.

— Я и не ожидаю от тебя перемен, — ответил ей Силк. — Если ФБР повлияет на наши отношения, я найду себе другую работу. — Он не стал говорить, какая это для него будет жертва.

Зажили они счастливо, как только и могут жить два человека, полностью доверяющие друг другу.

Он всегда чувствовал себя уверенно, зная, что жена никогда не нанесет ему удар в спину. Ее радовало, что он всегда помнил о ней и в любую минуту мог прийти на ее зов.

Силк ужасно скучал по Джорджетт, если его вызывали на учебные сборы. Он даже не смотрел на других женщин, потому что не хотел кривить перед ней душой. Он предвкушал свое возвращение домой, ее доверчивую улыбку, ее податливое тело, которое будет ждать его в спальне.