— Этот парень чист, капитан. Он герой войны, никогда не ввязывался в их игры. Газеты поднимут хай.

Капитан, багровый от ярости, надвинулся на него:

— Кому сказано, взять и запереть!

Мысль у Майкла работала все так же четко — гнев не туманил ему голову. И внятно, с обдуманным злорадством, он произнес:

— Капитан, хорошо заплатил вам Турок, чтобы вы сдали ему отца?

Капитан обернулся. Он гаркнул двум дюжим полицейским:

— А ну, подержите его!

Майкла схватили за руки, прижали их к бокам. Он увидел, как, описав дугу, внушительный кулак капитана подлетает к его лицу, и попытался уклониться. Удар пришелся по скуле. В голове Майкла точно разорвалась граната. Рот наполнился кровью и мелкими косточками — он понял, что это зубы. Щека раздулась, как будто ее накачали воздухом. Ноги сделались невесомыми — он упал бы, если б его не держали те двое. Но он не потерял сознания. Агент в штатском шагнул вперед, заслоняя Майкла от второго удара. Он крикнул:

— Господи, да вы его изувечили!

Капитан объявил громко:

— Я его пальцем не трогал. Он сам ко мне полез — и оступился. Ясно? Оказал сопротивление при аресте.

Сквозь красный туман Майкл видел, как к больнице одна за другой подъезжают еще машины. Из них высыпали люди. В одном он узнал адвоката Клеменцы — тот любезно, уверенно говорил капитану:

— Семья Корлеоне обратилась к частной сыскной компании и договорилась об охране мистера Корлеоне. У этих людей, что со мной, есть право на ношение оружия. Если вы арестуете их, капитан, завтра утром вам придется давать объяснения в суде.

Адвокат взглянул на Майкла.

— Вы не желаете выдвинуть обвинение против того, кто вас так отделал? — спросил он.

Майклу было трудно говорить. Нижняя челюсть едва смыкалась с верхней, но он все же справился кое- как.

— Я оступился, — выдавил он. — Оступился и упал.

Он заметил торжествующий взгляд капитана и попробовал усмехнуться в ответ. Хотелось во что бы то ни стало скрыть от чужих глаз ледяную твердую ясность, подчинившую себе его мозг, — лютую, холодную ненависть, заполнившую каждую клетку его тела. Это было восхитительное ощущение. Он не желал, чтобы хоть одна живая душа догадалась, что он чувствует в эту минуту. Отец точно так же не пожелал бы. Потом он понял, что его несут в больницу, и потерял сознание.

Утром, когда он проснулся, оказалось, что на его челюсть наложены шины и с левой стороны недостает четырех зубов. У его постели сидел Хейген.

— Мне давали наркоз? — спросил Майкл.

— М-хм, — Хейген кивнул. — Надо было удалить из десен обломки зубов — решили, что будет чересчур болезненно. Да ты все равно фактически вырубился.

— Остальное все цело? — спросил Майкл.

— Цело, — сказал Хейген. — Санни считает, тебе лучше быть дома. Скажи, дорогу перенесешь?

— Конечно, — ответил Майкл. — Как дон?

Хейген покраснел.

— Теперь, по-моему, мы решили проблему. Наняли частных сыщиков — весь квартал ими наводнен. Об остальном — давай в машине.

Машину вел Клеменца, Майкл с Хейгеном сидели позади. В голове у Майкла пульсировала боль.

— Так что на самом-то деле произошло вчера вечером — удалось это выяснить?

Хейген спокойно заговорил:

— У Санни есть в полиции свой человек — Филипс, тот агент, что пытался за тебя вступиться. Он выдал нам весь расклад. Макклоски, этот капитан, с первого дня, как начал служить в полиции, очень крупно берет на лапу. В том числе и от нашей семьи. Жаден без удержу и оттого ненадежен в деловом отношении. Но уж Солоццо, по-видимому, отстегнул ему свыше всякой меры. Как только закончились приемные часы, Макклоски взял всех людей Тессио, которые охраняли больницу внутри и снаружи. Кое-кто из ребят имел при себе оружие — это тоже сыграло свою роль. Потом Макклоски снял легальный пост охраны у дверей палаты. Говорит, эти двое ему срочно понадобились, а на их место должны были заступить другие, но неправильно поняли задание. Брехня. Элементарно подкупили, чтобы сдал дона Турку. Причем Филипс особо подчеркнул — такой, как он, теперь уж не успокоится. Наверняка Солоццо и для начала не поскупился, а уж по исполнении и подавно обещал озолотить.

— О том, что я пострадал, в газетах было?

— Нет, — сказал Хейген. — Об этом мы умолчали. Огласка никому не нужна. Полиции — явно нет. Нам тоже.

— Правильно, — сказал Майкл. — А паренек этот — Энцо — успел уйти?

— Да уж, — сказал Хейген. — Оказался шустрей тебя. Как только явились полицейские, вмиг исчез. Рассказывает, что был с тобою, когда Солоццо проезжал мимо. Верно это?

— Точно, — подтвердил Майкл. — Малый стоящий.

— Что ж, мы в долгу не останемся, — сказал Хейген. — Ты себя чувствуешь нормально? — Лицо у Хейгена стало озабоченным. — Вид у тебя паршивый.

— Нормально, — сказал Майкл. — Так как, бишь, его звать-то, капитана?

— Макклоски. Кстати, тебе будет приятно узнать, может быть, что семья Корлеоне начала все же сравнивать счет. Бруно Татталья — сегодня в четыре утра.

Майкл выпрямился.

— Как так? Я думал, решено было ждать.

Хейген пожал плечами:

— После того, что случилось в больнице, Санни занял жесткую позицию. Всюду по Нью-Йорку и Нью- Джерси приведены в готовность боевики. Вчера же вечером и список утвердили. Я пытаюсь удерживать Санни, Майк. Может, и ты попробуешь? Пока еще есть возможность уладить все это путем переговоров и избежать большой крови.

— Попробую, — сказал Майкл. — Он что, с утра собирает совет?

— Придется, — сказал Хейген. — Солоццо наконец подал голос, готов сесть за стол переговоров. Посредник уже улаживает детали. А значит, наша взяла. Солоццо понимает, что проиграл, ему бы теперь только остаться живу. — Хейген помолчал. — Возможно, посчитал, что раз мы не даем сдачи, стало быть — слабый сок, бери нас голыми руками. Теперь, когда у Татталья одним сыном стало меньше, сообразил, что мы — народ серьезный. Он, вообще, затеял адски рискованную игру, когда попер против дона… Между прочим, насчет Люки все подтвердилось. Его убили ночью накануне покушения на твоего отца. В клубе Бруно Татталья. Представляешь?

Майкл сказал:

— Тогда неудивительно, что его застали врасплох.