тяжелое мертвенно-белое лицо стало медленно наливаться краской. Высокомерный тон хозяйки дома разозлил его куда больше, чем грубость Йоханна. Он заметил улыбку на губах Моски, который отступил к стене и занял удобную позицию: в случае чего он мог бы держать на прицеле всех находящихся в комнате. Вольф тряхнул головой, повернулся к старушке и увидел, что в ее хитрых глазках заиграли иронические искорки.

– Это ерунда, – сказал Вольф смиренно. – Вы знаете, зачем мы пришли. Вы можете нам помочь?

Старушка смерила его взглядом и продолжала по-английски:

– Друг мой, ваш рассказ дурно пахнет. Я не знаю, где можно искать эти купоны на миллион долларов. Если бы я знала, то сначала бы хорошенько подумала, прежде чем иметь дело с вами и вашим другом. Помилуйте, вы меня обижаете!

Вольф улыбался. Сначала бизнес, потом удовольствие, подумал он. И сказал:

– Если найдете мне нужного человека и сведете меня с ним, получите значительное вознаграждение. За такую безделицу – очень хорошее вознаграждение.

В ее голосе послышалось презрение, а на пухлом лице появилось спесивое выражение:

– Я деловая женщина, но в эти дела не вмешиваюсь. И, будьте уверены, я всех своих друзей предупрежу, чтобы и они с вами не имели никаких дел. – Она коротко рассмеялась. – И это у вас есть пять тысяч блоков?

Вольф все еще сладко улыбался. Он спросил:

– Эти двое понимают по-английски? Это очень важно.

Женщина, удивленная неожиданным вопросом, сказала:

– Нет, не понимают.

Улыбка слетела с губ Вольфа, и его лицо приняло выражение надменного властителя – жесткое, уверенное выражение, словно это была маска, которую он всегда держал наготове.

Он поставил свой портфель на стол и, перегнувшись через него, посмотрел хозяйке прямо в глаза.

– Вы слишком умны и слишком самоуверенны, – произнес он с хорошо отрепетированной строгостью в голосе. – Вы полагаете, что обладаете властью, что вам нечего бояться, потому что вы надежно защищены своим преклонным возрастом и своими телохранителями. А я терпеть не могу спесивых немцев. Вы не понимаете душу американцев – ни вы, ни ваш великан.

Теперь старуха немного испугалась, и ее черные глазки засверкали, как две полированные бусинки. И маленький немец в пиджачишке с оттопыренными карманами тоже смотрел испуганно.

Великан двинулся от двери к Вольфу. Моска вытащил из своего портфеля венгерский пистолет и снял его с предохранителя. Все повернулись к нему.

Но он держал пистолет вниз стволом и сказал великану по-немецки:

– Повернись!

Великан шагнул к нему. Моска тоже сделал шаг вперед, и, видя выражение его лица, старушка бросила великану резкую короткую команду. Тот с недоумением взглянул на нее, отступил к дальней стене и повернулся спиной к присутствующим.

Вольф снова склонился к женщине.

– Ну что, вам нравится мой друг? – спросил он.

Она не ответила и не сводила глаз с Моски.

Маленький немец без лишних слов подошел к великану и тоже повернулся лицом к стене. Вольф продолжал:.

– Мой друг очень гордый и вспыльчивый человек. Если бы ваш Геркулес толкнул его, а не меня, нам бы не о чем было разговаривать, а вы сразу бы сильно опечалились. И не было бы этих тихих слов, которые я обращаю к вам. А теперь вот что я вам скажу. Я мыслю трезво. Я не держу на вас зла за этот инцидент. Но, если я узнаю, что вы кому-то что-то про меня шепнули, вы узнаете меня с другой стороны.

Он замолчал и посмотрел старушке в глаза.

В них не было страха. Она молча разглядывала его, в ее взгляде все еще таилась строптивость. Но это было в его духе, это ему нравилось, этот взгляд бросил вызов его самолюбию. Никто, кроме него, не смог бы лучше понять значение этого взгляда.

Что слова тут ничего не значат, что угрозами ничего нельзя добиться и уговорами не сломить ее волю. Он улыбнулся, потому что знал, что надо делать. Он подошел к великану, толкнул его и повернул к себе.

– Ты, кретин, снимай ремень и встань перед своей госпожой, – сказал он.

Великан повиновался. Вольф отступил. Он достал пистолет из портфеля, но только для пущего эффекта, и сказал старухе:

– Прикажи ему ударить тебя три раза по спине. – Он произнес это с угрожающей интонацией. – Если ты заорешь, я пристрелю всех троих.

Вот так. Ну, давай – три раза!

Старушка осталась невозмутима.

– Вы не понимаете. Если я прикажу, он очень сильно ударит и покалечит меня. Он же ударит изо всех сил.

Вольф отозвался жизнерадостно:

– О, это я прекрасно понимаю.

Ее пухлые щеки сморщились от неуверенной улыбки:

– Вы уже все доказали. Нет смысла продолжать. Я ничего никому не скажу. Обещаю. А теперь, пожалуйста, оставьте меня, там еще много народу.

Вольф выдержал долгую паузу и сказал с жестокой улыбкой:

– Только один удар, чтобы закрепить наш уговор.

В первый раз старуха не на шутку перепугалась. Ее щеки опали и голос задрожал:

– Я буду звать на помощь.

Вольф ничего не сказал. Он обратился к Моске и, медленно проговаривая слова, чтобы старуха его поняла, сказал:

– Когда тетка упадет, пристрели великана, – и махнул своим пистолетом перед носом у старушки.

Она отвернулась и сказала великану по-немецки:

– Йоханн, ударь меня один раз по спине. – Она выпрямилась в кресле, склонив голову над столом, и, ожидая удара, наморщила лоб и подняла вверх пухлые покатые плечи. Великан снял с пояса ремень, взмахнул им, и, когда ремень хлестнул по спине, все услышали характерный звук лопнувшей кожи под одеждой. Женщина вскинула лицо. В нем не было ни кровинки – только ужас и страдание. Вольф смотрел на нее холодным бесстрастным взглядом.

– Теперь ты поняла, – сказал он. И, передразнивая ее интонацию, добавил:

– Тут уж ничего не поделаешь. – Он шагнул к двери и сказал:

– Пошли, Уолтер. – И они вышли через комнату, где толпились ожидающие, в коридор, а затем на улицу.

На обратном пути Вольф смеялся и говорил Моске:

– Ты бы пристрелил этого громилу, если бы я тебе приказал?

Моска закурил. У него еще не прошло волнение.

– Черт, я же понимал, что ты придуриваешься.

Я же тебе подыгрывал, Вольф. Ну и спектакль ты устроил!

Вольф удовлетворенно сказал:

– Опыт, мой мальчик, опыт. Многие наши офицеры все боялись как следует надавить пленным на психику. Нам приходилось применять метод устрашения. А ты там у стены был таким молодцом – прямо-таки головорез!

– Я просто удивился, – ответил Моска. – Когда этот громила толкнул тебя и эта старая чертовка начала вонять, я подумал, что мы попали в ловушку. И тут уже все на свете забыл. Черт, неужели они не понимают, что наши солдаты за такие штучки могут их всех в крови потопить?

Вольф медленно рассуждал:

– Сейчас я тебе, Уолтер, скажу одну вещь про людей. Старушенция считает, что у нее котелок варит.