Евгения к В. Г. Анастасевичу. С. 363. К сожалению, при передаче текста письма Евгения Ф. Я. Прийма без отточия опустил две фразы: «Я давно… XV века» (Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в научной и художественной мысли»… С. 302) и тем самым представил взгляды Евгения и Анастасевича не такими, какими они были на самом деле. Получалось, в частности, что Евгений был сторонником древности Слова о полку Игореве.] Итак, Анастасевич, считая Слово древним памятником, относил его к XIV–XV вв. Но в письме Евгения есть и еще одна загадка — это мнение Карамзина. В 1816 г. Карамзин писал совершенно определенно: «Слово о полку Игореве сочинено в XII веке».[Карамзин H. М. История государства Российского. СПб., 1842. Кн. 1, т. 3. Стб. 131.] Почему же Евгений считал, что Карамзин «и другие москвичи» датировали слово XIV–XV вв.? То ли он имел в виду мнение этого историка о времени рукописи, содержавшей Игореву песнь (но в письме определенно говорится о самой Песни), то ли Карамзин свою первоначальную точку зрения изменил при издании третьего тома «Истории». Евгений сравнивал Слово о полку Игореве с «Оссианом», подлинность которого он отрицал: «Все выражения и ход песни ни мало не похож ни на римские, ни на греческие поэмы, но на оссиановские хвастливые увеличивания, хотя в подлинности оссиановских песен, изданных Макферсоном, ныне уже разуверены».[Замечания Евгения Болховитинова на рассуждение о лирической поэзии см.: Державин Г. Р. Соч. Т. 7. С. 629.] В другом месте он писал: «по анахронизму в Песне Игоревой об иконе Пирогощей надобно заключить, что Песнь сия не история, а исторический вымысел позднейшего времени».[Письмо Евгения В. Г. Анастасевичу от 28 февраля 1828 г.: ЦГАДА, ф. 1367 (Болховитинов), ед. хр. 1, л. 24 об. Сообщено E. М. Добрушкиным.]
Взгляды Евгения на Слово не оставались застывшими, а постепенно развивались. Так, выход в свет книги Я. Пожарского, в которой отмечена близость языка Слова к польскому,[Пожарский Я. Слово о полку Игоря Святославича. СПб., 1819.] укрепил его уверенность в позднем происхождении Песни. В 1828 г. о Слове предполагал написать особое «Рассмотрение» B. М. Перевощиков.[В. М. Перевощиков известен как автор книги: Роспись книгам и рукописям имп. Российской Академии. СПб., 1840.] В этой связи в письме от 12 сентября 1828 г. Евгений ему замечал: «Вы пишете Рассмотрение о поеме Полку Игореве, после многих уже писавших! Но уверены ли Вы, что оно XII века, как кричат другие. А я полагаю, что оно литовско-русское сочинение позднего уже века, ибо в ней много польских слов, из польского только языка требующих изъяснения».[ЦГАЛИ, ф. 46, Бартенева, on. IV, ед. хр. 2, л. 71. На письма Евгения В. М. Перевощикову наше внимание обратил Е. Б. Бешенковский, которому автор выражает самую искреннюю благодарность.] В письме от 27 января 1829 г. Евгений разъяснял эту свою мысль: «Я твердо стою в том, что она (Песнь. —А. 3.) не XII века». Он, в частности, ссылался на мнение тех, кто видел рукопись Игоревой песни и датировал сборник XVI в. К тому же «если бы Песнь писана была в XII веке, — прибавлял Евгений, — то язык был бы похож на Несторов, в коем нет похожих слов. А русский язык стал мешаться с польским уже после покорения Киева Литве (1320 г.) и потом Польше (1569 г.). До того же времени русский язык, в Литве употреблявшийся, мало имеет польских слов, как видно из грамот литовских. А Пожарский из польского языка лучше растолковал многие места сей поемы, которых не понимали русские толковники. Сочинитель Песни с самого начала говорит: „начати старыми словесы трудных повестей“, следовательно, не современным себе слогом, и в этом он подделывался, но зашел в польщизну. Имя Бояна — не русское, а задунайское. Stritteri. Memor. popul. 2. pag. 526 et 527. Были Бояны и у татар. См. Летописец Львова, 1792, часть III, стр. 431 и часть V, стр. 153, 189.
Вы упираете на слово
Так или иначе, но замечания такого видного знатока российских древностей, каким был Евгений Болховитинов, заставляли с осторожностью подходить к датировке Слова.[В другом месте он писал, что Слово имеет «на себе признаки древности, хотя и не слишком отдаленной» (Евгений. О славяно-русских лириках//Москвитянин. 1842. № 1. Материалы. С. 165). В статье «Игорев песнопевец» Евгений, повторяя наблюдения о выражении «старые словесы», дает принятую точку зрения на время, когда было написано Слово, прибавляя к ней свое особое мнение: «Одни, — писал он, — приурочивают певца к XII в…но иные относят сие сочинение к последующим векам» (Евгений. Биографии российских писателей//Сын отечества. 1821. Ч. 21. № 21. С. 35). См. также замечания Евгения на полях его экземпляра издания Слова 1800 г. (Маслов С. И. Киевские экземпляры «Слова о полку Игореве» в издании А. И. Мусина-Пушкина // ТОДРЛ. М.; Л., 1954. Т. 10. С. 251–253).]
В 1814 г. ряд критических соображений о древности Слова Калайдовичу высказал любитель древнерусской письменности С. П. Румянцев. Братья Румянцевы, как известно, были затронуты рационалистическими веяниями XVIII в., а Сергею Петровичу принадлежал проект Закона о вольных хлебопашцах.[Годнев Д. Г. «Слово о полку Игореве» в литературной критике первой половины XIX века // Учен. зап. Куйбышевского гос. пед. ин-та. Куйбышев, 1942. Вып. 6. С. 111. Подробнее о С. П. Румянцеве см.: Крестова Л. В. С. П. Румянцев писатель и публицист (1755–1838)//Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. М.; Л., 1964. С. 91—128. О проекте С. П. Румянцева см.: Предте-ченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М.; Л., 1957. С. 169–174.] 14 января 1814 г. К. Ф. Калайдович записал в дневнике: «Румянцев не верит Песни Игоревой, почитая ее подложною, основываясь на том, что в ней встречается имя Солтаново, появившееся незадолго пред XII веком, название народа венедици и местоимение которое, неприличное будто бы тому времени». 25 февраля Калайдович заметил, что Румянцев ссылается на то, что Игорь не мог в 1185 г. молиться Пирогоще, так как она еще в 1160 г. была перенесена из Киева во Владимир.[Записки важныя и мелочныя К. Ф. Калайдовича // Летописи русской литературы и древности. М., 1861. Т. 3. Отд. 2. С. 82, 97, Полевой. Любопытные замечания. С. 18–19. Замечания по поводу слов «жемчуг», «салтан» и «Пирогоща» сделаны С. П. Румянцевым и на полях своего экземпляра Слова (Барсов. Слово. Т. 1. С. 38–39). А. Мазон (Mazon. Le Slovo. P. 6) и Д. С. Лихачев (Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 21, 47) ошибочно называют среди «скептиков» Н. П. Румянцева вместо С. П. Румянцева.] Впрочем, тут же Калайдович приводил мнение H. М. Карамзина доказавшего, что во Владимир перенесена была другая икона. В соображениях С. П. Румянцева перемежались тонкие наблюдения (о салтане, венедицах) с явными ошибками.
В свой дневник 1814 г. Калайдович вносил не только скептические замечания С. П. Румянцева, но и доводы в защиту подлинности Слова, высказывавшиеся H. М. Карамзиным, сведения о находке Тимковским Сказания о Мамаевом побоище с чтениями, созвучными Слову. Раздражение Мусиным-Пушкиным у него не проходило.[Так, 28 февраля 1814 г. он писал А. А. Головину, что «гр<аф> П<ушкин> и другие подобные, беззаконно стяжавшие свои ученые сокровища, предали их на жертву пламени» (Бессонов П. Константин Федорович Калайдович. С. 41).] Появились и некоторые дополнительные тревожные данные о сборнике со Словом. Так, типографщик Селивановский сообщил Калайдовичу, что рукопись была писана белорусской скорописью конца XVII–XVIII в.[Полевой. Любопытные замечания. С. 19.] Его мнение Калайдович и предпочел в конце концов всем другим. В этом позднее П. П. Вяземский даже усматривал «враждебное отношение» Калайдовича к памятнику. «Голословное заподазривание, выраженное Калайдовичем, — писал он, — есть положительное обвинение Мусина-Пушкина, Малиновского, Бантыш- Каменского и Ермолаева в заведомом обмане, а Карамзина — в укрывательстве обмана».[Вяземский П. П. Слово о полку Игореве. Исследование о вариантах. СПб., 1877. С. 3.] До самого конца 1814 г. Калайдович обращался к видным специалистам за разъяснениями интересовавших его вопросов, касающихся Слова о полку Игореве. Так, 1 декабря 1814 г. В. Г. Анастасевич, отвечая ему, писал, что на Слово «надобно смотреть… как на древнюю рукопись».[Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в научной и художественной мысли… С. 296.]
В 1818 г. Калайдович выпустил в свет интересную статью о языке Слова. Автор писал: «Слога Песни Игоревой тщетно мы будем отыскивать в известных языках славянских. Но где же он таится? Неужели нет следов?…Они находятся и едва ли не все в языке Святого Писания, а более в языке летописей, грамот и других исторических памятников». Автор Слова, по мнению Калайдовича, жил на территории «нынешней Малороссии», а его наречие из всех славянских «более подходит к языку польскому».[Неизвестный [Калайдович К. Ф.. Опыт решения вопроса… С. 7, 31–32.] Наконец, в 1824 г. Калайдович издал биографический очерк А. И. Мусина-Пушкина, содержавший в извлечениях письмо графа от 20 декабря 1813 г. и сведения о псковском Апостоле 1307 г. Несмотря на то что Калайдовичу не удалось до конца
