300 р. массу древних рукописей («на трех телегах»), принадлежавших некогда Крекшину.[{Калайдович К. Ф.} Записки для биографии… С. 78–80.] Среди этих рукописей он называл летописи Лаврентьевскую и кн. Кривоборского. Хотя Мусин-Пушкин о Слове умалчивал, но существо его рассказа было близко к сведениям Евгения и Д. Н. Бантыша-Каменского. Книгопродавец В. С. Сопиков, крайне раздосадованный, мягко выражаясь, неточностями этого рассказа, написал письмо Калайдовичу. В нем он сообщил, что рукописи Мусиным-Пушкиным были куплены у него не в 1792 г., а в 1791 г. и не содержали никаких древних материалов (среди них находились лишь печатные указы Анны Иоанновны и 37 книг журнала о деяниях Петра Великого). Все рукописи помещались «на одних обыкновенных роспусках».[Дмитриев Л. А. «Слово о полку Игореве»//Слово. Сб.-1962. С. 416.] Лаврентьевская летопись и летопись Кривоборского были приобретены графом совсем другим путем.[Ссылаясь на предположение Евгения о том, что псковский Апостол взят из Пантелей монов-ского монастыря при устье реки Черехи, Н. Полевой писал: «Не отсюда ли достался графу А. И. Мусину-Пушкину сборник, в котором нашел он Слово о полку Игоревом?» (Полевой И. [рец. на кн.: Песнь ополчению Игоря Святославича…]//Московский телеграф. 1833. 4. 50, № 7. Апрель. С. 424). Мнение Полевого, следовательно, нельзя считать основанным «на слухах» (Слово-1950. С. 354), ибо оно было обычной для своего времени ученой гипотезой и только. К тому же Евгений говорил лишь в общей форме о том, что из Пантелеймонова монастыря «много книг харатейных 13 и начала 14-го столетия взято в Московскую патриаршую библиотеку», не называя прямо Апостола 1307 г. (Евгений. История княжества Псковского. Киев, 1831. 4. 3. С. 117).]

Основываясь на сообщении H. М. Карамзина, Л. А. Дмитриев допускает, что рукопись Слова граф присвоил из монастырских книг, полученных им в качестве обер-прокурора Синода по указу Екатерины II 1791 г. Он склонен полагать, что Слово находилось в одном из хронографов, полученных Мусиным- Пушкиным из Ярославля, оставленных им у себя и погибших вместе со всем собранием.[Дмитриев. История открытия рукописи. С. 420. Сходную мысль см. в статье: Филиппов-ский Г. Ю. Дневник Арсения Верещагина//Вестник МГУ. 1973. Филология. № 1. С. 61–71.] Действительно, обер- прокурор Святейшего Синода беззастенчиво пополнял свои книжные богатства за счет рукописей, попавших в Синод. Но в составе хронографов, отправленных Мусину-Пушкину из Ростовской консистории 20 ноября 1792 г., Слова, судя по их описанию, не было.[Дмитриев. История открытия рукописи. С. 426–429. Книги Ростовского архиерейского дома (пять хронографов и одна степенная) были предметом «наиприлежнейшего рассмотрения», в результате которого не было найдено по российской истории ничего, «что бы не было напечатано и вновь из них к изданию подходило» (Прийма Ф. Я. К спорам об открытии «Слова о полку Игореве» // От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона». Л., 1969. С. 256–257).] В Ярославской консистории хранилось всего пять хронографов и одна Степенная книга. Из их числа три хронографа и Степенная были отобраны для посылки в Синод по указу 1791 г. В опубликованном Л. А. Дмитриевым деле о высылке хронографов и Степенной книги обер-прокурору Синода эти рукописи перечислены в следующем порядке:

1. Хронограф, писанный скорописью на 570 л.

2. Хронограф, писанный полууставом на 480 л.

3. Хронограф, писанный полууставом на 429 л.

4. Степенная на 752 л.

В описи ярославских хронографов с перечисленными рукописями точно совпадает по размерам только Степенная книга (752 л.), остальные размеры соответствуют лишь приблизительно (хронографы в 590, 492 и 432 л.).[Разнобой в описи мог объясняться наличием чистых листов в рукописях.] Скорописный хронограф представлял собою редакцию 1617 г. Остальные два, очевидно, хронографы редакции 1512 г. Второй, по описанию, был «полууставного, а в некоторых местах и скорописного письма», а третий писан «полууставом новейшего письма». Никаких данных о других произведениях, которые входили бы в состав хронографов, это описание, сделанное компетентной комиссией из трех лиц, не сообщает. О. В. Творогов обратил внимание, что в хронографе № 3 содержались «описания времен княжения Московского, земель, нравов и обычаев разных народов, Россию населяющих». Он сопоставил это с тем, что в конволюте со Словом содержалась Новгородская 1 летопись, где говорилось о сходных сюжетах. Но если б речь шла об этой летописи, то в первую очередь сказано было бы о новгородцах. К тому же под приведенную запись ни Девгениево деяние, ни Слово, ни Сказание об Индийском царстве подвести невозможно. Поэтому из описания хронографа сделать вывод о наличии в одном из них Слова, конечно, нельзя. Да и объем хронографов, полученных из Ярославля, соответствует обычным рукописям подобного типа без каких-либо значительных пополнений текста Следовательно, хронографы, полученные Мусиным-Пушкиным из Ярославской консистории, Слова о полку Игореве не содержали.[Прийма также отмечает, что «рукописные книги из ростовского архиерейского дома… были односоставными», в отличие от Мусин-Пушкинского сборника (Прийма Ф. Я. К спорам об открытии… С. 256). См. также: Соловьев А. В. Ростовские хронографы и хронограф Спасо-Ярославского монастыря//Летописи и хроники. 1973. М., 1974. С. 356.] К тому же они отправлены были в столицу и получены там позже появления первого сведения о Слове в печати. Но у нас есть и еще одна возможность удостовериться, что Мусин-Пушкин не присвоил хронограф со Словом из рукописей, поступивших в Синод: подобного хронографа нет в реестре не возвращенных графом монастырских рукописей из числа посланных в Синод по распоряжению Екатерины II 1791 г.[ЦГАДА, ф. 796, оп. 78, д. 750.] Происхождение хронографа, где позднее оказалось Слово о полку Игореве, более или менее ясно.

Вряд ли следует особенно гадать, откуда Мусин-Пушкин получил хронограф: это был хронограф «в десть» Спасо-Ярославского монастыря (редакции 1617 г., судя по его отрывкам, приведенным Димитрием Ростовским).[Барсов. Слово. Т. 1. С. 60–61. См. также: Соловьев А. В. Ростовские хронографы… С. 357–359.] Уже в описи 1788 г. на полях сделана весьма странная помета: «Оной хронограф за ветхостью и согнитием уничтожен». Тут же карандашом поставлено четыре вопросительных знака. «Значит, — пишет E. М. Караваева, — кому-то показалось подозрительным такое „согнитие“».[Караваева E. М. Хронограф Спасо- Ярославского монастыря в описи 1788 г. (К истории рукописи «Слова о полку Игореве»)//ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 83.] Под предлогом «согнития» Иоиль мог взять себе хронограф, который потом попал в руки Мусина-Пушкина. Сохранился экземпляр издания «Великого зерцала» (1633 г.). Он также принадлежал Димитрию Ростовскому, а потом попал к Иоилю.[Ср. надпись: «Его царского пресветлого величества окольничий господине Семен Феодорович Толочанов дарствова сию книгу архиерею Ростовскому Димитрию 166 году июня 30» (ЦГАДА, собр. Библиотеки Московской Синодальной типографии, № 4115/3864, экз. б).] Г. Н. Моисеева обнаружила еще одну опись рукописей Спасо-Ярославского монастыря (1787 г.), в которой против четырех рукописей помещена помета «отдан» (в описи 1788 г. пометы «за ветхостию и согнитием уничтожены»). Среди них был и «Хронограф в десть». Можно допустить вслед за Моисеевой, что хронограф был присвоен Иоилем, а от него попал к Мусину-Пушкину.[Моисеева Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф и «Слово о полку Игореве». Л., 1976. С. 54–59. Не доказано предположение и о том, что в сочинении В. Д. Крашенинникова «Описание землеводного круга» (где использован «Большой» Спасо-Ярославский хронограф) есть следы Слова о полку Игореве. Без каких-либо доказательств Соловьев считает, что хронограф, упомянутый в описи 1788 г., содержал Слово о полку Игореве (Соловьев А. В. Ростовские хронографы… С. 359).] Но нет никаких оснований считать, что в нем уже содержалось Слово о полку Игореве.[Впоследствии оказалось, что «Хронограф в десть» под № 285, в котором, как предполагала Г. Н. Моисеева, могло находиться Слово и который первоначально был обозначен как уничтоженный, а затем отданный, не утрачен, а и ныне находится в собрании Ярославского музея-заповедника под № 15443 (сохранился и прежний № 285). Однако Слова в нем не оказалось. См.: Синицьша Е. В. К истории открытия рукописи со «Словом о полку Игореве»//РЛ. 1992. № 1. С. 85–87.]

Итак, на второй из поставленных вопросов можно дать более или менее определенный ответ: хронограф 1617 г. был приобретен графом от Иоиля.

У нас нет также никаких оснований отвергать сообщение Мусина-Пушкина о том, что и Слово он получил от архимандрита Спасо-Ярославского монастыря.

Отстаивая достоверность сведений Мусина-Пушкина о первом владельце Слова, Ф. Я. Прийма приводит еще следующие доводы. Сообщение Мусина-Пушкина носило частный характер и не рассчитано было на публикацию: Калайдович издал его только через 7 лет после смерти графа. К тому же Калайдович ни разу не подвергал его сомнению.[Прийма. К истории открытия. С. 52–58.] Зная Калайдовича как дотошного исследователя, граф вряд ли решился бы на заведомый обман, а видимость благожелательного отношения Калайдовича к Мусину-Пушкину и к Слову давала последнему надежду, что тот не злоупотребит