мимо, но только когда он прошел мимо. Всхлипывания и причитания вокруг угнетающе действовали на нервы и без того подавленных новобранцев. Тем больше значили для Уильяма прощальные улыбки матери и сестер. Ни одна не сорвалась, ни единой слезинки не видел Уильям на их лицах. Раз, два, левой… сквозь мерную дробь барабанов звучит команда. Левой, левой… Где-то здесь должны быть и братья. Уильям знал, что они тоже здесь.
Питер и Джонатан, отчаявшись прорваться через конный заслон, готовили диверсию. Один затевает потасовку и отвлекает внимание, другой в это время врывается в колонну и передает деньги и часы Уильяму. Однако им не суждено было осуществить свой план, так как в этот момент произошло нечто невероятное. Поднялся такой переполох, на который Питеру и Джонатану даже и рассчитывать не приходилось. Из нерешительно мявшейся толпы родственников на дорогу вдруг выбежала Сара, без шапки, с растрепанными волосами, и бросилась к Уильяму.
— Не оставляй меня! — раздался ее безумный крик — Не уходи! Я люблю тебя! Я не могу жить без тебя!
— Сара?! — он не особенно надеялся ее увидеть. Шансы были невелики, хотя и мелькала такая мысль. Случилось почти невозможное! Ее не смогли задержать в оцеплении. И вот она уже льнет к нему всем телом, дрожит как осиновый лист, руками обхватила его шею и прижалась мокрым лицом к его щеке. Сара! Свободная рука привычно обхватила ее плечи, хотя краем глаза Уильям заметил, как капрал, сурово сдвинув на переносице брови, продирается к ним сквозь строй. У них было достаточно времени. Губы их слились в страстном поцелуе, длившемся до тех пор, пока ее не оторвали от него и не вытолкнули на обочину. Но ее поступок послужил примером остальным женщинам, и толпа ринулась вперед, сметая шеренги и нарушая порядок. Откуда-то вынырнул Джонатан, сунул в руку Уильяма деньги и часы:
— Держись, Вилл! — И снова исчез.
В скомканных шеренгах Уильям и его товарищи снова брали ногу и подравнивались. Вдоль всей колонны полетели команды. Кричащих и плачущих женщин, у многих на руках были дети, теснили все дальше и дальше от их мужей, братьев, сыновей… Уильяму так и не удалось увидеть Питера, это немного тревожило, но вскоре мысль о Саре вытеснила все остальные. Откуда-то из толпы доносился надрывный женский плач. Может быть, это она? Да, поздновато она отреклась от своего письма! Бог знает, что будет с ней, когда Торны узнают о том, что произошло. Уильяму стало жаль Сару и в то же время он вдруг разозлился на нее за глупую выходку. Уильям ничего не мог с собой поделать, но ему очень хотелось надеяться, что Сара не заметит раздражения во взгляде. Разве недостаточно того наказания, которое несет за их общее безрассудство Уильям? Зачем она добровольно делает очередную глупость? Ведь Торны не спустят, они накажут. И наказание Сары будет не менее ужасным, чем Божья кара, постигшая его, Уильяма. Любил ли он ее в тот миг? Уильям не знал. С той самой ночи, когда его взяли в таверне, в душе прочно поселились лишь два чувства — безысходность и отчаяние. Уильям не мог не признать, что потеплело в груди, когда он увидел ее и прикоснулся к ней. За эти несколько коротких мгновений ее запах, вкус ее соленых губ разбудили в его душе давнее чувство.
До Лондона было еще далеко, и у Уильяма было достаточно времени, чтобы подумать о Саре. Размышления о том, что произошло у ворот гарнизона, вскоре уступили место другим, более отдаленным воспоминаниям. Их встречи, размолвки… Она всегда была какая-то странная, никогда не знаешь, — чего от нее ждать через минуту. Вечные перепады настроения, то безумно весела, то так и веет холодом. Семь пятниц на неделе. А как раздражало его то, что она никогда не признается в любви, словно специально поддразнивает! Снова ссоры, отчуждение и неприязнь при расставании и потом целая неделя неопределенности и полного смятения, и так до их новой встречи. Уильям никогда не понимал ее и теперь уж и не поймет. Быть может, все к лучшему.
По мере того, как колонна походным маршем удалялась от Банхилл Роу, направляясь в порт для погрузки на корабль, толпа провожающих постепенно редела. Лишь одинокие фигуры все еще маячили в хвосте.
Все снова собрались у обочины. Помолчали. Эстер хотела уже было идти домой, но что-то остановило ее. Еще раз оглядев своих, она спросила:
— А где Питер?
— Кажется, он пошел за Сарой Торн, — ответил Джонатан.
Эстер досадливо поморщилась:
— Зачем? И так тяжело расставаться, тут она еще… Испортила нам проводы. А Уильяма уж точно накажут за весь этот шум, который она подняла, — Эстер горько покачала головой. — Бедный мой Уильям, и все-то ему не везет!
Бэйтмены возвратились домой все вместе. Не было только Питера.
Сара оросилась на землю и долго рыдала. Когда она, наконец, поднялась, на ней лица не было. Питер взглянул на нее и испугался: ее лицо выражало глубокое отчаяние, на глазах сверкали слезы. Такие глаза Питер видел только у обреченных животных. Сара изумленно уставилась вдаль, в ту сторону, где медленно таяла в дымке колонна новобранцев, казалось, она утратила способность понимать и воспринимать происходящее. Потом, ничего не замечая вокруг, Сара выбралась из толпы и как безумная бросилась прочь. Питер бежал следом. Он звал ее, но она, не останавливаясь, свернула на дорожку, ведущую не к дому Торнов, а совсем в другую сторону. Вдоволь попетляв по задворкам, дорожка спускалась к полям. Взбежав на пригорок, Питер огляделся. Сары нигде не было видно. Питер понял свою ошибку и, ускорив шаг, вернулся к развилке. По едва заметной тропинке он бросился к лесу. Становилось жарковато. Питер на ходу снял пальто и перекинул через руку. Питер спешил. Он не знал, куда направилась Сара. Страшная догадка обожгла мозг. Нужно было спешить. Главное не опоздать. Тропинка вывела его к пруду, в который впадала небольшая речушка. Чуть выше по течению перекинут был мост, по которому фермеры гоняли свой скот. Сара стояла на краю.
— Сара! — крикнул Питер. — Подожди!
Но было уже поздно. Она уже распрощалась с жизнью. Звуки и видения этого мира теперь не волновали ее. Сара бросилась в воду, широко раскинув руки, словно умоляла тонкие стебельки водорослей, поднимавшиеся со дна и тихо покачивавшиеся в прозрачной воде, расступиться и принять ее. Питер пулей влетел на мост, скинул башмаки… Вода вздыбилась, разметав вокруг холодные брызги. Сначала Питер ничего не видел. Вокруг таинственное зеленое марево. Длинные колышущиеся водоросли обвивались вокруг его тела, нежно пеленали, сковывали по рукам и ногам и выпускали неохотно из своих цепких объятий. Питер рванулся вверх, глотнул воздуха и снова ушел под воду. Он увидел серебряные нити, пляшущие вместе с водорослями, и понял, что это ее волосы. Крепко сжав в кулаке светлую прядь, он резко повел руку вверх, и ее бездыханное тело медленно, в такт его движениям, вибрируя, скользнуло вверх. Их головы одновременно показались на поверхности. Тяжело дыша, Питер ни на секунду не разжимал кулак, волоча ее за собой к берегу… Сара не подавала признаков жизни. Она лежала на земле бледная и недвижимая. Смутно припоминая, что когда-то читал, как утонувших моряков кладут поперек на перила, Питер подхватил ее на руки и положил на ствол упавшего дерева так, чтобы голова опустилась ниже тела, и начал ритмичными движениями давить ей на грудь.
Изо рта Сары струйкой брызнула вода и вдруг хлынула потоком. Сара дрогнула и от спазма в горле судорожно затряслась всем телом, выплевывая все новые и новые порции воды. Питер испугался, что она задохнется, если рвота не прекратится. Но все обошлось. Она ловила ртом воздух, хрипло втягивая в себя первые глотки, и заплакала. Питер облегченно вздохнул. Самое страшное позади.
— Все хорошо, Сара. Все хорошо, — успокаивал ее Питер. Он обхватил ее дрожащее тело и прижал к себе.
— Все прошло, Сара. Уже все позади.
Она склонилась к нему и, пряча свое мокрое от слез и воды лицо, опустила голову на его грудь.
— Почему, почему ты не дал мне умереть? Мне незачем больше жить.
— Мы еще поговорим об этом. Только чуть позже. А сейчас пойдем ко мне. Хорошо?
Питер накинул на нее свое пальто и понес. Ее тело мягким и безвольным комочком лежало у него на руках, казалось, она опять потеряла сознание. С ее одежды и длинных вьющихся волос все еще стекала вода. Это легкое и хрупкое создание вдруг напомнило Питеру об Элизабет. Острая саднящая боль тронула еще не зажившую рану. Элизабет была такая же воздушная и бесплотная. Впервые с тех пор, как она
