от занятий!
Откинув голову назад, Эстер закрыла глаза и глубоко вздохнула, чувствуя колоссальное облегчение. Беременность— вот ее спасение! Джон ни за что на свете не станет расстраивать ее, когда она в положении. А это значит — конец урокам, унижению и стыду.
Эстер было все равно, кто родится — мальчик или девочка. Она всегда с особой любовью и лаской относилась к младшему ребенку, к самому маленькому… Внезапно успокоившись, Эстер встала со скамейки и направилась в дом рассказать обо всем Джону.
Как она и предполагала, все уроки тут же прекратились. Джон наконец-то признал поражение, несмотря на свое упрямство, и перестал даже вспоминать о занятиях. В качестве компенсации он обучил Эстер некоторым тонкостям и хитростям ювелирного дела, и ее очередной раз продемонстрированные талант и хватка, как всегда, оставили Джона в недоумении, почему же ее мозг настолько невосприимчив к чтению и письму.
Джосс продолжал делать большие успехи в учении. Джону очень хотелось бы, чтобы он поступил в Вестминстерскую Школу, но плата за обучение там была совершенно неприемлема для их семьи. Поэтому Джон прилагал все усилия, чтобы научить Джосса всему тому, что знает сам. Он также начал заниматься с Летисией, которая уже успела проявить недюжинные умственные способности. Было ясно, что Джон не потерпит безграмотности своих детей, которые уже родились и которым еще предстоит появиться на свет.
Третьи роды прошли для Эстер легче, чем первые. Внутренним чутьем она ожидала, что это будет девочка, поэтому заранее приготовила для нее имя — Энн. Так звали мать Эстер.
Когда Джоссу разрешили войти в спальню и посмотреть на сестренку, он положил рядом с ней погремушку, которую смастерил сам. Летисия, приревновавшая мать к новорожденной девочке, спряталась за спинкой кровати и надулась, и Абигайль пришлось подтолкнуть ее к колыбельке.
— Подойди и поцелуй сестренку Энн.
Летисия заглянула в колыбель и кокетливо качнула тоновой:
— А я красивее, чем она!
Потом оглянулась на мать и, увидев недовольное выражение на ее лице, подбежала к постели и обняла ее:
— Мама, но ты ведь все еще любишь меня?
Эстер погладила светлые волосы дочери, убрала прядь с ее раскрасневшегося, взволнованного лица.
— Ну, конечно, я люблю тебя, — заверила она Летисию.
Эстер никогда не выделяла особо кого-нибудь из своих детей, у нее не было «любимчиков», но Летисия долгое время страдала от ревности к младшей сестре и всеми силами пыталась привлечь внимание родителей к своей персоне. Но постепенно успокоилась, решив, что Энн с ее пока невыразительной внешностью и жидкими каштановыми волосиками никогда не сможет затмить ее.
В какой-то момент Эстер стала подозревать, что некоторые, причем самые большие, изделия в мастерской Джон делает по заказу Харвудов. Она знала, сам мастер Харвуд так и не оправился после второго удара, и теперь прикован к постели. И хотя Джон перестал упоминать об этой семье, Эстер узнала у Робина, что Каролина ведет все дела производства в мастерской, предоставив таким образом своей матери возможность полностью посвятить себя уходу за отцом, который никому, кроме жены и дочери, не позволял нянчиться с ним. И было вполне естественно, что Каролине хотелось бы помочь Джону, и она давала часть заказов ему. Но почему же, в таком случае, он ничего не говорил об этом Эстер? Она не решалась спросить Джона напрямую, сама не зная почему. От этой мысли у нее холодело внутри и начиналась нервная дрожь.
Эстер в мыслях постоянно возвращалась к тому моменту, когда подозрение закралось в ее душу, с надеждой, что ход логических размышлений прольет хоть какой-то свет на эту ситуацию. Возможно, все началось с того, когда Джон стал как-то смутно отвечать на ее вопросы о новом заказчике. Поначалу Эстер не придавала особого значения неопределенности, однако подозрение прочно засело у нее в голове и постепенно переросло в тревогу, как из крошечной песчинки в раковине вырастает большая жемчужина. Наперекор своим самым благим помыслам, Эстер обнаружила, что не в силах удержаться от тщательного анализа и подсчетов тех самых крупинок и дорогостоящих изделий, которые Джон относил «неизвестно куда». Как правило, в целях безопасности он всегда доставлял работу клиентам в светлое время суток, но иногда приходилось это делать вечером, если заказ был срочным.
В таких случаях Джона за небольшую плату сопровождал отставной армейский сержант, человек сильный, закаленный в боях. Эстер не волновалась за Джона, когда он относил коробку с ценным изделием с таким сопровождающим. Обычно она обертывала коробку какой-нибудь тряпицей, а если предмет был очень большим, то Джон клал его в старый потертый мешок и нес его на плече.
Каждый раз, когда он отправлялся с товаром вечером, Эстер отмечала, сколько времени он отсутствует, и сравнивала это с тем, сколько Джону требуется для доставки предметов другим заказчикам. После нескольких недель наблюдений она выстроила определенную закономерность в его вечерних доставках и отсутствии.
Однажды Джон вернулся домой в полночь. Так поздно он еще никогда не задерживался. Эстер ждала его наверху возле лестницы. Лицо ее было бледным и очень напряженным. Та же самая ревность, которая так явно проявлялась в характере Летисии, овладела Эстер. Ревность, смешанная с ненавистью, которую она была не в силах контролировать. Джон повесил свою шляпу на крюк в прихожей. Потом посмотрел наверх и увидел фигуру Эстер, слабо освещенную мерцанием пламени небольшой свечи, горевшей на столике в верхнем холле. Джон подумал, что самая большая проблема миролюбивых, спокойных людей, как он сам, состояла в том, что они всяческими обходными маневрами пытались избежать скандала и в конце концов умудрялись спровоцировать его в самый неподходящий для себя момент.
Джон думал, что Эстер не дождется его и заснет. Глядя теперь на ее расстроенное лицо, он понял, что его секрет перестал быть секретом. Джон терпеть не мог оправдываться, и к тому же у него совершенно не было настроения ругаться с женой.
— Я не думал, что ты еще не спишь, — тихо сказал он Эстер.
— Как же я могу спать, если знаю, что ты проводишь вечера с Каролиной? — взорвалась та.
Джон вздохнул и начал медленно подниматься по ступенькам наверх.
— Я знаю, что задержался слишком долго. Но с моей стороны было бы крайне невежливо отказываться от ужина и бокала вина.
— А что подумал бы ее жених, если бы увидел тебя там?
Не доходя одной ступеньки до верха, Джон остановился и посмотрел Эстер в глаза.
— Почему ты решила, что мы были одни? — резко спросил он.
— Потому, что это уже далеко не первый раз, когда ты бегаешь к ней. И у тебя не хватит духу отрицать это!
— И не собираюсь.
Джон также начал нервничать.
— Но прошу тебя, давай поговорим обо всем утром, когда ты немного успокоишься.
— Нет! — вскричала Эстер.
По глазам Джона она поняла, что «перешла грань», и что его гнев вот-вот выплеснется наружу. Это ее даже обрадовало.
— Да у тебя же все на лбу написано! Ну почему, почему ты не сказал мне, что встречаешься с ней?
— Чтобы избежать таких вот сцен, — процедил он сквозь зубы.
Эстер с размаху, со всей силы влепила Джону пощечину, и ей показалось, что звон удара разнесся по всему дому. Джон в этот момент как раз собирался подняться на последнюю ступеньку, и от удара Эстер потерял равновесие. Голова его резко качнулась в сторону, и он едва не упал. Качнувшись и ухватившись за перила, чтобы кубарем не скатиться по лестнице, Джон с трудом удержался на ногах. Эстер опять размахнулась на него, но он успел перехватить ее руку. При этом упал маленький столик в углу холла, и
