выпить их кровь и в итоге убить, или обратить в вампиров, чтобы они не смогли ее выдать. Большинство вампиров-детей не обладали достаточной силой, чтобы делать из людей себе подобных.

— Скольких людей ты убила, не ради еды, а чтобы не дать им выдать себя? От скольких ты кормилась, а затем убила, чтобы сохранить свой секрет?

— Я не просила делать меня вампиром, — выплюнула она. — Я не хотела навсегда остаться такой. Вампир, обративший меня, был педофилом, навечно превратившим меня в свою идеальную жертву.

— Сколько лет прошло, прежде чем ты убила его?

— Я была не достаточно сильна, чтобы убить его, — произнесла она по-прежнему детским голоском, но его тон, в котором сквозила сила, совсем таковым не был.

— Но ты заставила кого-то сделать это вместо тебя, не так ли?

— Они хотели спасти меня от него, а я хотела, чтобы меня спасли. Ты понятия не имеешь, на что это было похоже.

Я вздохнула.

— Ты не первый встреченный мною ребенок-вампир, обращенный педофилом.

— Он заслужил смерть, — сказала она.

Я кивнула.

— Не спорю.

— Тогда, пожалуйста, не причиняйте мне боли. Я больше не хочу, чтобы мне причиняли боль. — Она выдавила слезы, и те блестели в ее больших глазах.

— Ты хороша, — сказала я. — Не думала, что тебе удастся достаточно хорошо сыграть, чтобы скрыть страх, но ты хотела, чтобы я его видела. Ты хотела, чтобы все это видели. Мне следовало догадаться, что в этом теле ты должна быть мастером манипуляций, чтобы выживать так долго.

— Слезы и жалость — это все, что у меня есть, все, чем я когда-либо могла себя защитить.

Ульрих двинулся к двери.

— Я не могу на это смотреть — слишком напоминает дом.

— Иди и проверь как там твой напарник, и помни, что она прикончит тебя, стоит ей посмотреть на тебя.

— Я не сделаю этого, — возразила она.

Я посмотрела ей в лицо.

— Лжешь.

Она зашипела на меня, и словно по мановению руки все присутствующие перестали считать ее маленькой девочкой. Ее глаза начали наполняться тем свечением, которое означало, что она вот-вот врубит на полную свою вампирскую сущность; но была достаточно слаба, поэтому не сложно было догадаться, когда она собиралась на нас наброситься.

— Блэйк? — позвал Мердок, плотно прижав винтовку в плечо; напарник последовал его примеру.

— Прекрати, не то мы прямо сейчас прострелим тебе сердце и башку.

— Лучше уж быстро сдохнуть, чем быть напичканной до краев цветочками, а потом обезглавленной.

— Ничто из этого не предназначено для тебя, Шелби. Это для трупов.

Свечение в ее глазах начало угасать:

— Каких трупов?

— Убитых вампиров; ты знаешь, мы обязаны отделять голову и вырезать сердце, как только вампир умирает, чтобы не дать ему подняться из могилы.

— Тогда зачем было мне все это показывать?

— Помоги нам найти тех, кто повинен во всех этих смертях, и, быть может, тебя не казнят вместе с ними, ну а если ты нам не поможешь и они снова убьют, притом, что ты могла бы помочь нам их остановить… — Я жестом указала на колья, — …это все будет предназначаться тебе.

— Если я скажу вам, где они, они меня прикончат.

— Если только я не убью их первой, Шелби. Со мной будет целый отряд СВАТа; мы их убьем. Они больше никогда не причинят тебе вреда и не будут запугивать.

— Всегда найдутся другие; я слишком слаба.

— Присоединяйся к Церкви Вечной Жизни; у них существуют группы воспитанников для детей- вампиров. Ты сможешь быть с другими, такими, как ты, и все это будет законно, ты сможешь пойти в колледж, получить работу, жить.

— Чтобы присоединиться к Церкви, я должна буду выпить крови твоего Мастера, и тогда я буду принадлежать ему. Я больше не хочу быть чьей-то рабыней.

— Клятва на крови для того и нужна, чтобы не дать вампирам сотворить именно то, что сделали вы — убивать людей. Сильный Мастер Города может не дать своим подданным действовать, руководствуясь жаждой крови.

— Он слишком могущественный, как и ты, Анита Блэйк! Это вовсе не обычная клятва на крови Мастеру Города; тут мы теряем свою волю. Вы превращаете нас в баранов, слепо следующих за нашим прекрасным лидером и его кровавой шлюхой!

Я улыбнулась.

— Неси что хочешь, Шелби; называй меня, как тебе угодно, но ты была свидетелем, когда у тебя на глазах убили двух офицеров полиции, и ты ничего не сделала для того, чтобы это остановить. По закону ты точно так же виновна, как и вонзившие в них свои клыки вампиры, и за это тебя казнят. Помоги нам найти их, и возможно в новых законах найдется лазейка, которая поможет тебе избежать всего этого и выжить.

— Я уже мертва, Анита Блэйк.

— Нет, это вовсе не так. Ты жива. Ты ходишь, ты говоришь, ты думаешь, ты — это все еще ты — быть нежитью вовсе не значит быть мертвым. — Я подошла к двери, распахнула ее и скомандовала: — Заносите.

Два офицера внесли в комнату обернутое в черный полиэтилен тело. Его лицо было бледным и все еще оскалено. Это был тот самый вампир, который пытался прикрываться похищенной девочкой. Я застрелила его, и теперь могла закончить работу.

— Положите его на середину брезента, — попросила я.

Офицеры опустили тело туда, куда я указала. Один из них чуть запнулся, и из-под покрывала выскользнула рука и тут же обвисла, как бывает только при истинной смерти.

Шелби нервно вдохнула, и я подумала, что, возможно, наконец-то это было искренне.

Я развернула полиэтилен и посмотрела на мертвого вампира. Ранения в верхней и средней части его груди по краям засохли и почернели, но кровь оставалась все еще довольно красной, и окрасила его рубашку оттенками алого, коричневого и, наконец, цветом большей части крови — черного. Можно утверждать, что смерть подобна долгому сну, но мертвое тело ведет себя совсем иначе,чем спящее; даже у потерявших сознание нет той вялости суставов, какая свойственна только что умершим. Некоторые вампиры коченеют мгновенно, но этот не был достаточно стар для такого эффекта; он был как любой другой труп через два часа после наступления смерти, только кровь не скапливалась в теле, как это происходит с людьми.

— Вот это — мертво, Шелби; чем бы ты ни была, ты не такая.

Я достала спецовку из другой сумки, в которой хранила то, что использовала чаще всего, а не предписанные правительством приспособления. Правительство не указывало мне, что я обязана надевать комбинезон, но ведь людям, пишущим законы, никогда не приходилось выполнять мою работу. Откуда им знать, сколько крови и прочей дряни вытекает из тела, когда ты удаляешь из него сердце и отрезаешь голову. Пока сам не измажешься в таком количестве крови, тебе просто-напросто не понять. Спецовка уменьшала число счетов из химчистки и помогала мне крепче спать по ночам. Не один раз придется выковыривать кровь из-под ногтей, прежде чем вы начнете строить из себя Леди Макбет и перестанете верить, что от этой крови вообще можно избавиться.

Я заплела волосы в косу, к чему меня приучил Натаниэль. С моими кудряшками у меня никогда не получится такая же аккуратная коса, как у него, но, по крайней мере, я могла заправить волосы, которые доходили мне почти до пояса, под плотную шапку. Я пробовала использовать одноразовые шапочки для